Завальнюк повернул к нему голову, и в разгорающемся, крепнущем свете фар Алексей Андреевич увидел… нет, не лицо, а всего лишь складчатый цилиндр накомарника. Однако даже в складках мелкой сетки ему почудилась ироническая усмешка подполковника; впрочем, усмешка эта могла быть плодом его воображения.
В следующее мгновение автомобиль выкатился из-за поворота, на время ослепив их фарами. Звук двигателя сделался нестерпимо громким, и Холмогоров поразился этому: судя по производимому им реву, приближавшийся механизм был размером с дом.
Вскоре, однако, недоразумение разъяснилось. Автомобиль оказался самым обычным, в меру потрепанным грузовиком «ГАЗ-66», который двигался какими-то странными рывками, рыская от обочины к обочине и временами даже цепляя бампером то высокую траву, разросшуюся на насыпи узкоколейки, то кусты на противоположной стороне дороги. Двигатель злобно ревел на чересчур высоких оборотах, но машина шла удивительно медленно — на первой, от силы на второй передаче, как будто под ней была не укатанная грунтовая дорога, а глубокая, по ступицы колес, вязкая грязь.
— Действительно, странно, — негромко произнес Завальнюк, опуская направленный в ветровое стекло грузовика пистолет. — Пьяные они, что ли?
Неожиданно для всех Петров выпрямился и шагнул с обочины на дорогу. Винтовку он небрежно держал под мышкой, а левую руку выставил перед собой открытой ладонью вперед, требуя остановиться. Грузовик продолжал переть прямо на него, не меняя скорости и не сворачивая; в самый последний миг Петров зайцем отскочил в сторону, испуганно помянув черта.
Грузовик, будто тоже испугавшись, вильнул, с треском пропахал широкую просеку в придорожных кустах, врезался в дерево и, наконец, заглох со звуком, удивительно похожим на вздох облегчения. В кроваво-красном свете его габаритных огней стало видно, что задний борт его буквально изрешечен пулями; потрепанный, ветхий брезентовый тент также был во многих местах продырявлен, а одна из спаренных шин заднего моста свисала бесформенными клочьями рваной резины. За грузовиком, оставляя в пыли длинный извилистый след, тянулся обрывок какой-то проволоки, привязанный, кажется, прямо к задней оси.
Правая, пассажирская дверца кабины отворилась с протяжным ржавым скрипом, и оттуда вывалился какой-то человек — странно низкорослый и щуплый, одетый тоже как-то странно и непривычно. На него тут же коршуном налетел Завальнюк, вцепился в плечи, встряхнул, как тряпичную куклу, и почти волоком потащил вперед, на освещенное фарами место. Здесь он еще раз по инерции встряхнул свою жертву и тут же, разглядев, с кем имеет дело, выпустил и растерянно отступил на полшага.
Перед ним была девушка — не девушка даже, а девочка, почти ребенок, худенькая и невысокая, в каком-то невообразимом платье, более всего похожем на подпоясанный веревкой брезентовый мешок с дырками для головы и рук, в неуклюжих, явно самодельных лыковых лаптях, с опухшим от слез, покрытым грязными разводами лицом. В руке она держала какую-то тряпку; как только Завальнюк ее выпустил, девушка начала падать, и Петру Ивановичу пришлось подхватить ее под мышки.
— Шелест, — непонятно пробормотала она. — Шелест… там… помогите. Худо ему…
Петров и Холмогоров полезли в кабину и вдвоем вынули из-за руля паренька лет семнадцати в чересчур просторном для него маскировочном комбинезоне. Вслед за ним, бренча, потянулся зацепившийся за что-то автомат; Петров с совершенно не милицейской небрежностью отцепил его и швырнул обратно в кабину. Парень, казавшийся полумертвым, вдруг ожил, напрягся, засветил Петрову кулаком в глаз — скорее всего случайно, ибо его собственные глаза, хоть и были широко открыты, вряд ли хоть что-нибудь видели, — и громко, на весь лес, заорал что-то бессвязное, матерно-блатное, с часто повторявшимся именем Кончара. Присутствующие не сразу поняли, что парень поет, а когда поняли, слегка растерялись. Тут мальчишку обильно вырвало — Петров едва успел увернуться, — и он наконец замолчал, тяжело, со свистом дыша широко открытым ртом.
— Точно, пьяный, — сказал Петров. — Лишить бы его, заразу, водительского удостоверения, так откуда оно у него, удостоверение?
— Спиртным не пахнет, — заметил Холмогоров, подкладывая парню под голову свернутый плащ.
— Ну, значит, обкуренный, — упрямо сказал Петров. — Да вы посмотрите на него!
— Отравление налицо, это факт, — согласился Холмогоров и, повернув голову, внимательно посмотрел на Завальнюка.
— Ну что вы на меня уставились? — не выдержал тот. — Я-то здесь при чем? Мне это все, если хотите знать, не больше вашего нравится. Кстати, хорошо, что ветер не в сторону поселка…
— А? — не понял Петров, но пуститься в объяснения никто не успел — помешала спутница отравленного неизвестно чем водителя грузовика.
— Помогите, — повторила девушка. Она слабо оттолкнула подполковника — вернее, оттолкнулась от его груди — и встала более или менее прямо. — Я через мокрую тряпку дышала, как дяденька велел, а Шелест не мог, у него руки были заняты, вот и нанюхался…