Отец Михаил отдавал себе отчет, что мыслит не совсем так, как подобает мыслить священнику, а может быть, и вовсе не так. Однако кривить душой перед Богом и самим собой он не собирался: как ни крути, а в данный момент он оставался священником наполовину, временно передоверив принятие решений разбуженному последними событиями солдату. В этом был резон: нельзя всегда и во всем полагаться на одну лишь молитву, порой приходится с Божьей помощью действовать самому. Взять хоть того же Пересвета, пришедшего на ум отцу Михаилу нынче на рассвете. Ведь кабы он, монах, Божий человек, не сидел бы в седле в первой линии русских полков, а стоял на коленях в своей келье и бил земные поклоны, молясь о победе православного воинства, еще неизвестно, скольким русичам удалось бы уйти живыми с Куликова поля и на сколько нестерпимо долгих, кровавых веков задержалось бы на святой Руси ненавистное иго.
Выбросив из головы Пересвета и его роль в становлении Государства Российского, отец Михаил вдруг задумался о поселке Сплавное — не о людях, его населяющих, а о самом поселке. Обитало в нем без малого триста душ, и при этом оставалось решительно непонятным, что все они здесь, в сущности, делают, для какой такой нужды понадобилось кому-то возводить столь крупное по здешним меркам поселение в глуши, где не то что дорог — реки приличной нет! Водная артерия, по которой в Сплавное доставляли горючее и припасы, могла именоваться рекой разве что условно — не артерия, а капилляр, сплав леса по которому превращался в сущее наказание. В разгар лета, когда уровень воды в реке понижался до минимума, пройти через многочисленные пороги и перекаты могла далеко не каждая лодка, не говоря уж о судах покрупнее. Сплав леса в это время, само собой, прекращался до следующей весны, когда идущим вверх по течению катерам приходилось лавировать между скалистыми берегами и плывущими навстречу плотами. Было какое-то злонамеренное отрицание здравого смысла в самом факте, что кого-то угораздило организовать леспромхоз в самом, с точки зрения отца Михаила, неподходящем месте.
Мнение батюшки, к слову, подтверждалось не только логикой и здравым смыслом, но и естественным ходом вещей. Леспромхоз, которому поселок был обязан своим возникновением, медленно, но верно хирел на протяжении десятилетий, а когда государственные дотации прекратились, захирел, можно сказать, окончательно. По весне еще удавалось связать и спустить по течению пару-тройку плотов, да зимой, когда замерзали болота и дороги становились проезжими, изредка добирались сюда случайные лесовозы. В остальном же население Сплавного перебивалось чем придется — браконьерствовали помаленьку, не очень-то и скрываясь, то в лесу, то на реке, в сезон ходили на подсочку, собирали живицу, а то и кедровую шишку. Ходили по грибы да ягоды, огородничали даже — правда, без особого успеха. Тем и жили — худо жили, скверно, света белого не видя, но почему-то мест этих, Богом забытых, не покидали — привыкли, что ли, приросли?
Но, независимо от чувств, испытываемых жителями Сплавного к родным местам, само возникновение поселка казалось отцу Михаилу необъяснимым. Не должны были здесь строить, но ведь построили же! Почему, зачем? Мало-помалу батюшка начал склоняться к мысли, что кто-то из тогдашнего партийного или советского руководства положил себе в карман немалую сумму, выделенную под заведомо неосуществимый проект, и для отвода глаз организовал в глуши, куда никакая инспекция без вертолета не доберется, вот этот самый леспромхоз, а при нем, само собой, поселок. Руководитель этот потом, надо полагать, ушел на повышение либо сел, а поселок, как ни странно, уцелел, остался как памятник неизбывному человечьему неразумию…
Солнце мало-помалу склонялось к лесистому западному горизонту, тени становились длиннее, а батюшка все шагал по обочине дороги, держа путь неведомо куда. По мере подъема в гору почва делалась все более каменистой, и различать на ней следы колес становилось все труднее. Отца Михаила это, впрочем, не особенно волновало, ибо свернуть грузовику здесь было некуда.
Перевалив через гребень невысокого отрога, дорога начала спускаться в полную предвечерних теней долину. Отец Михаил не знал, как долго ему придется идти — час, день или целую неделю. Его это не слишком занимало: за неимением церкви служить ему было негде, а возведение нового храма, сделавшееся ныне его первоочередной задачей, могло и подождать. Да и что толку строить — неважно, церковь это будет, жилой дом или просто курятник, — почти наверняка зная, что построенное тобой опять сожгут? Сперва надобно отыскать поджигателей, понять, с кем имеешь дело, а уж потом решать, как поступить дальше — возводить храм, писать архиерею, вызывать вертолеты со спецназом или просто убираться из Сплавного куда глаза глядят.