Урановый рудник

Батюшка был высок и крепок, но вошедший почти на голову превосходил его ростом и был много шире как в плечах, так и пониже спины. Из-за низкого потолка голова его оставалось склоненной, и длинные, русые с сильной проседью волосы прямыми прядями свободно спадали вдоль загорелых впалых щек до середины выпуклой, мощной груди. Прозрачные и холодные, как ледышки, серо-голубые глаза смотрели на отца Михаила исподлобья, и в глубине их батюшке чудился какой-то мрачный, тускло мерцающий огонек, в любую минуту готовый превратиться в испепеляющее адское пламя.

Лицо вошедшего было гладко выбрито, что давало возможность оценить прямоугольные очертания тяжелого волевого подбородка и твердую, властную линию неулыбчивого рта. Несмотря на теплую погоду, незнакомец носил на плечах наброшенную поверх полевой военной формы косматую медвежью шкуру. Когтистые передние лапы были небрежно завязаны узлом на груди, а голова с оскаленной клыкастой пастью напоминала откинутый назад капюшон.

Отец Михаил с первого взгляда понял, что личность перед ним неординарная, неимоверно сильная как телом, так и духом и одолеть такого человека будет непросто даже с Божьей помощью. Старый солдат, прагматик и реалист, беспокойно зашевелился у него внутри, настоятельно советуя не лезть на рожон и не пытаться перешибить плетью стальной обух. С его точки зрения, всяческая борьба закончилась в тот момент, когда отца Михаила гвозданули прикладом по затылку и приволокли в этот застенок. Все, что можно сделать, считал он, это попытаться протянуть время, чтобы после, как только подвернется возможность, сбежать и натравить на это осиное гнездо ОМОН, спецназ, СОБР, мотопехоту — словом, кого только можно, вплоть до миротворческих сил ООН.

Отец Михаил решительно отринул эти советы. Старый солдат уже сделал все, что мог, и в данный момент толку от него не предвиделось.

— Оклемался, борода? — спросил одетый в медвежью шкуру богатырь, насмешливо глядя на отца Михаила сверху вниз. — Хорошая у тебя голова, крепкая. Сплошная кость, наверное. Если бы там, внутри, была хотя бы чайная ложка серого вещества, ты бы сюда не сунулся, поостерегся.

— Браслеты снимите, — сквозь зубы процедил отец Михаил.

— А надо ли? — засомневался великан. — Уж больно ты драчливый, прямо как не поп… Если что, имей в виду: я твою костяную башку одной рукой могу мордой к пяткам повернуть. Снимите наручники! — властно распорядился он, даже не повернув головы.

Из-за его широкой спины вынырнул невысокий, но крепко сбитый человек в военном обмундировании старого, еще советского образца. Верхушка его черепа была полностью лишена растительности и маслянисто поблескивала, зато по бокам и сзади до самых плеч свисали спутанные, неопрятные пряди редких темных волос. Эта, с позволения сказать, «прическа» в сочетании с офицерским кителем смотрелась довольно дико, и отец Михаил, не удержавшись, скорчил презрительную мину.

Лысый «индеец» между тем зашел ему за спину, повозился там, и батюшка почувствовал, что руки у него свободны. Он немедленно принялся растирать и массировать опухшие, с глубокими красными бороздами от наручников запястья. До сего дня отец Михаил ни разу не примерял наручники, и теперь вдруг оказалось, что это весьма неприятная штука. Честно говоря, даже если бы он сейчас очень захотел на кого-нибудь напасть, действовать ему пришлось бы исключительно ногами — руки ни на что не годились.

— Вам известно, кто я, — сказал отец Михаил, — тогда как ваше имя для меня загадка.

— Только имя? — насмешливо пророкотал из-под потолка человек в медвежьей шкуре.

Отец Михаил усмехнулся:

— Пожалуй, не только.

Великан тоже усмехнулся — медленно, тяжело, будто с трудом вспомнив, как это делается.

— А ты молодец, — сказал он снисходительно. — Не думал я, что среди вас, долгополых, такие молодцы еще встречаются. Одрябли, жирком заросли, забыли, что за веру не только языком биться можно… Право слово, молодец. Я настоящих людей уважаю, даже если они мне враги.

— А я тебе враг? — спросил отец Михаил.

— А как же? Все вы там, — великан махнул огромной ручищей в сторону окна, подразумевая, по всей видимости, под словом «там» весь мир за пределами этого места, — мне враги, и биться с вами я буду не на жизнь, а на смерть.

— А не много на себя берешь?

Человек в медвежьей шкуре немного помедлил с ответом, будто решая, что это было — колкость или прямо поставленный вопрос.

— Нет, — сказал он наконец, — не много. В самый раз будет. Не сейчас, конечно, а попозже, когда братство окрепнет, в силу войдет. Мало нас пока, но погоди, дай срок! Скоро мы из леса выйдем, двинемся в села, в города, в народ… Народ за нами пойдет, потому что надоели вы ему хуже горькой редьки — и власть сатанинская надоела, и вы, болтуны, жулики бородатые, тоже надоели. Боженьки вашего; слюнявого нет и никогда не было, а если и был, так давно уже рукой на вас махнул и спать завалился. Или помер.

— Это спорный вопрос, — заметил отец Михаил.