Урановый рудник

На этом месте рассказчика снова заело, точь-в-точь как старую, заезженную пластинку. Слушатели во главе с участковым дружно насели на него, пытаясь вывести парня из ступора. Чувствовалось, что это надолго. Холмогоров как раз пытался сообразить, что могло до такой степени напугать местного мальчишку, которого даже с очень большой натяжкой нельзя было назвать изнеженным и слабонервным, когда Завальнюк тихонько тронул его за рукав.

— Может, сходим посмотрим? — негромко предложил заготовитель.

Алексею Андреевичу очень не хотелось действовать заодно с этим в высшей степени подозрительным типом; честно говоря, он с огромным удовольствием не пустил бы Завальнюка во двор к Егорьевым, но не знал, как это сделать. В то же время попасть на место происшествия раньше толпы, возглавляемой пьяным в стельку участковым, было очень заманчиво. С того момента, как за расследование возьмется Петров, его можно считать законченным; что бы ни произошло, что бы ни обнаружил в егорьевском погребе посланный мальчишка, все будет объявлено результатом несчастного случая вроде удара молнии. Официальная версия, которую выдвинет участковый, Холмогорова не интересовала — это было не его дело. Но, силясь придать этой своей высосанной из пальца версии хотя бы видимость правдоподобия, Петров, хоть и пьян до изумления, старательно уничтожит все улики, буде таковые отыщутся. А то, чего не сделает Петров, довершит толпа зевак, затоптав следы и все перевернув вверх дном.

Холмогоров колебался совсем недолго. Перед ним открывалась редкая, пожалуй даже уникальная, возможность получить хоть какую-то информацию непосредственно, а не из вторых рук — информацию, которая как воздух будет необходима тем, кто явится сюда после него, чтобы провести расследование. Посему, временно отодвинув подозрения в отношении Завальнюка на второй план, Алексей Андреевич коротко кивнул в знак согласия.

Стараясь не привлекать к себе внимания, они прошли за спинами окружившей потрясенного увиденным мальчишку толпы и почти бегом устремились к стоящему на отшибе дому Егорьевых.

Глава 8

— Еще теплый, — заметил Завальнюк, опуская только что вынутое из петли тело Степана Егорьева на сырой земляной пол. Скользящая петля, умело связанная из брезентовых вожжей, зловеще покачивалась у него над головой в холодном полумраке погреба. — С вами все в порядке, Алексей Андреевич?

— Я не боюсь покойников, если вы об этом, — ответил Холмогоров, оглядываясь по сторонам.

— Тогда, может быть, мы его вынесем наружу? — предложил заготовитель. — Темновато здесь, да и холодно…

— Участковому это не понравится, — сказал Холмогоров, но тут же, наклонившись, взял мертвеца под колени.

В ноздри ему ударил запах застарелого пота, и это было дико и странно — мертвец, пахнущий потом, совсем как живой человек. Завальнюк был прав: тело еще не успело остыть, несмотря на то что находилось в погребе, в непосредственной близости от ледника, где даже в самый разгар летней жары месяцами могли храниться рыба и мясо. Следовательно, Степан Егорьев повесился не более получаса назад…

Заготовитель взял покойника под мышки. Кое-как протиснувшись через узкий дверной проем, они вынесли тело из погреба и осторожно опустили на утоптанную землю двора.

— О, — сказал Завальнюк, которого непосредственный контакт с еще не остывшим мертвым телом смутил, казалось, еще меньше, чем повидавшего разные виды Холмогорова, — а вот и предсмертная записочка!

Он указал на грязный клочок бумаги, приколотый английской булавкой к рубашке на груди мертвеца. Наклонившись, Алексей Андреевич не без труда прочел корявые, выведенные неумелой рукой строки: «Без Гришки мне не жизнь. Прощевайте, люди добрые. Егорьев Степан».

— Что это он? — удивился Завальнюк. — С чего это он взял, что без Гришки своего остался? Лошадь только-только в поселок пришла, а он к этому времени уже висел… Странно, странно…

Он задумчиво протянул руку к записке, но Холмогоров остановил его, положив на предплечье заготовителя ладонь.

— Не стоит этого делать.

— Пожалуй, — согласился Завальнюк. — Оставим этот лакомый кусочек участковому, он ему очень поможет в расследовании. Без этой бумажки ему будет очень непросто представить этот случай самоубийством.

В голосе заготовителя прозвучал даже не сарказм, пусть самый ядовитый, а чуть ли не злоба. Похоже было на то, что Петр Иванович не питал к участковому теплых чувств.

— А вы что же, — спросил Холмогоров, — сомневаетесь, что это самоубийство?

— А вы? — резко парировал Завальнюк. — Да вы только взгляните на него!

Алексей Андреевич последовал совету, высказанному, правда, в неподобающе резкой форме, и сразу же увидел, что заготовитель прав: никаким самоубийством тут даже и не пахло.

Вожжи, на которых повесился несчастный, оставили на его жилистой загорелой шее характерный кровоподтек, почти шрам, который судебно-медицинские эксперты именуют странгуляционной бороздой. Чуть выше этой борозды, частично прикрытая ею, виднелась еще одна — тонкая, но гораздо более глубокая, оставленная не то прочным шнурком, не то проволокой.