Урановый рудник

Холмогоров снял с плеча ружье и принял страшную ношу. Завальнюк повесил ружье на шею, положил на него руки и пошел рядом, отдуваясь и ожесточенно отбиваясь от липнувшей к потной коже мошкары. Алексей Андреевич ждал продолжения разговора, показавшегося ему очень интересным, но заготовитель только на чем свет стоит клял проклятых кровососов и, казалось, думать забыл о собственном мрачном пророчестве. Пророчество, это, увы, выглядело почти констатацией факта. Ведь исчезнувший отец Михаил ушел в неизвестность как раз по этой дороге, да и только ли он один?

Недалеко от околицы им повстречалась процессия, которую Завальнюк не без сарказма назвал поисковой партией, — несколько взбудораженных, вооруженных охотничьими ружьями и керосиновыми лампами мужиков, один из которых вел за собой запряженную в подводу лошадь. В подводе полулежал участковый Петров с сигаретой на губе и заплетающимся языком подавал громкие, на весь лес, команды, которых никто не слушал. Он остался весьма недоволен необходимостью уступить свою «плацкарту» покойнику, о чем не замедлил громогласно оповестить присутствующих.

На Завальнюка, который в данный момент держал тело подростка на руках, ворчание участкового не произвело ни малейшего впечатления. Он высказался в том смысле, что не нанимался шагать с трупом на руках за пустой подводой, после чего бережно, но очень решительно опустил тело на соломенную подстилку, так что Петрову волей-неволей пришлось спешиться. Тогда, цепляясь одной рукой за телегу, чтобы не упасть, участковый устроил Завальнюку и Холмогорову форменный допрос, нимало не стесняясь посторонних, которые с огромным интересом прислушивались к разговору.

К счастью, Завальнюк по собственной инициативе принял весь огонь на себя, практически полностью избавив Алексея Андреевича от участия в разговоре. Он довольно правдиво и весьма подробно описал их совместные действия как на подворье Егорьевых, так и на лесной дороге. Правда, от изложения выводов, к которым пришел после осмотра трупа Степана Егорьева, заготовитель предпочел воздержаться, и Холмогоров не мог его за это осуждать. Вообще, у него сложилось впечатление, что участковый почти не слышит ответов на собственные вопросы, а того, что слышит, не может понять. Время от времени он встряхивал головой и принимался вертеть ею из стороны в сторону, будто пытаясь уразуметь, откуда до него доносится голос и, главное, чей.

Когда изрядно разросшаяся траурная процессия приблизилась наконец к зданию управы, окончательно утомленный допросом Петров вяло махнул рукой и велел оставить его в покое и не мешать писать протокол осмотра места происшествия. Место какого именно происшествия он имел в виду, осталось загадкой; впрочем, вероятнее всего, ничего писать участковый даже не собирался, а собирался он, напротив, хлопнуть еще граммов двести пятьдесят и завалиться спать, благо время было уже позднее и на улице почти стемнело.

В теплых бархатистых сумерках Холмогоров двинулся домой. В его усталом мозгу вдруг родилась странная фантазия: ему представилось, что, отворив дверь, он застанет в доме отца Михаила, вернувшегося из своих странствий. Он попытался представить, как может выглядеть исчезнувший священник, но из этого ничего не вышло: мешал Завальнюк, который зачем-то увязался провожать Алексея Андреевича. Заготовитель дымил ядовитой «Примой» и громко, явно работая на публику, сетовал на несчастье, в один день начисто истребившее фамилию Егорьевых.

Возле калитки он наконец прервал свой бесконечный монолог и тихим, интеллигентным голосом пожелал Алексею Андреевичу спокойной ночи. Холмогоров ответил ему тем же, отворил калитку и вошел во двор. Идя по тропинке к крыльцу, он услышал у себя за спиной характерный щелчок зажигалки — Завальнюк прикуривал очередную сигарету.

На полпути Холмогоров обернулся и увидел, что заготовитель по-прежнему стоит у калитки и, облокотившись о гнилой штакетник, с праздным видом глазеет по сторонам, как будто просто вышел подышать свежим воздухом. Огонек его сигареты ярко горел в сумерках. Заметив, что на него смотрят, Петр Иванович приподнял свою смешную шляпу с накомарником и вежливо подвигал ею над головой. Холмогоров кивнул и, больше не обращая на заготовителя внимания, поднялся на крыльцо. Он чувствовал, что Завальнюк остался у калитки не просто так, а с одной-единственной целью — убедиться, что Холмогоров пошел не куда-нибудь, а именно домой. Фальшивый заготовитель не очень-то и скрывал свои намерения; Холмогоров вспомнил, что так и не выяснил, кем же является Петр Иванович на самом деле, но мысленно махнул на это рукой: на сегодня с него было достаточно. Все, чего ему сейчас хотелось, это поужинать, чем бог послал, и лечь спать, сняв наконец жесткий кожаный корсет, подпиравший его поврежденную во время давнего падения со строительных лесов спину.