В этот момент полностью проявляются слабые стороны, отличающие систему государства всеобщего благоденствия: социальная защищенность оказывается зависимой от эффективности наемного труда, а значит, и от экономического роста. Соответственно, этот тип защиты становится доступен лишь тем, кто подчиняется логике системы. А если говорить точно, она и вовсе недоступна, когда нужна более всего – в период экономического кризиса. Граждане делегировали решение общественных вопросов государству, тем самым отказавшись от контроля над ними. Они свели свою роль к участию в проходящем раз в несколько лет голосовании – когда они выбирают партию, которая, кажется, представляет их интересы. Правительство же зарекомендовало себя как плохой попечитель: вместо того чтобы распоряжаться общественной собственностью, оно взялось ее продавать в надежде заполнить пустую государственную казну. Такие опыты лишения и исключения вызвали к жизни дебаты об альтернативах и стимулировали борьбу за городскую совместность.
В свете неолиберальных урезаний бюджета городские власти также заинтересовались другими формами совместного обустройства (communal design) общественных пространств и благ. В этом смысле «совместность»(«commons») становится своеобразным экраном, на который проецируют самые разные идеи и интересы; границы этого экрана не заданы, да они и не могут быть точно очерчены. Значимыми аспектами для общественных дискуссий становятся устройство городов как «совместностей», городское планирование как «производство совместности», а также рефлексия о городах, приемлющих идею совместности. И если для городских властей самоорганизация граждан – шанс на экономическую разгрузку и, возможно, стабилизацию существующих систем представительной демократии и свободного рынка, то для маргинализированных и политически мотивированных групп – это возможность повторной апроприации города и общественных пространств, возвращение их горожанам. Эти группы, взявшись за последовательную критику системы, пытаются создавать модели устройства общества, альтернативные капитализму. Конфликтов им не избежать – и этим городская совместность связана с «общинностью», своей предшественницей.
Каким потенциалом обладает концепт «совместности» в современной политической ситуации и почему он представляется двойственным? Мы сможем это понять, определив значение и функции этого концепта в докапиталистическом периоде. И пусть концепт нельзя перенести в настоящее без изменений, мы можем определить его базовые принципы, которые позднее наполним современным содержанием.
Пусть практики «обобществления» и появились на заре человечества, тем не менее историки отсчитывают возникновение «общего» (commons) от 1215 года47, когда английский король Иоанн II принял Великую хартию вольностей. Этот закон подвел черту под постоянными, тянувшимися добрых 150 лет столкновениями нормандских завоевателей с британскими дворянством и духовенством. Подписав хартию, король Иоанн, потомок Вильгельма Завоевателя, был вынужден отказаться от введения континентального римского права и признать «общинное право» (common law), существующее со времен Нормандского завоевания. Хорошо известно, что Великая хартия вольностей стала первым примером кодификации фундаментальных политических прав для всех людей независимо от их статуса. В свою очередь, Иоанн II был признан королем Англии.
По сути, Великая хартия вольностей – договор между дворянством, духовенством и королем, однако в ней также содержатся правила, затрагивающие жизнь «обычных» людей; тех, кто не владел землей и в феодальные времена составлял большинство населения. Дарованное людям право брать из ресурсов общинного пользования (commons) то, что нужно, смогло обеспечить клаузулу о том, что все люди равны перед лицом закона. По закону «общинная земля» (common land) принадлежала аристократам-землевладельцам, которым, впрочем, дозволялся лишь выборочный запрет на ресурсы (в частности, они могли запрещать охоту); другие типы ресурсов при необходимости оставались доступными для фермеров; доступ регулировали строго оговоренные правила. Последние разрабатывались десятилетиями; они основывались на потребностях людей и характеристиках ресурсов, доступных к использованию: пастбищ, полей, древесины (как топлива или стройматериала), рыбных запасов или лесных ягод. Отметим ключевое наблюдение: король не мог даровать право на общинное (commons), он лишь мог уважать его наличие. Право не являлось королевским благоволением, оно давалось каждому от рождения48.