Urban commons. Городские сообщества за пределами государства и рынка

Чтобы городские совместности могли справляться с таким разнообразием, Паркер и Йоханссон предлагают третью отличительную черту: межсекторное сотрудничество (cross-sectoral collaboration). Городская инфраструктура в их тексте представлена как ресурс, к которому имеют доступ различные стейкхолдеры, среди которых и граждане, и частные компании, и муниципальные власти. Обеспечение совместности требует долгосрочного планирования, значительных инвестиций, а также сложной координации общественных и частных вкладов вкупе с регулятивными механизмами – и это может потребовать создания системы привилегий, поддерживающей баланс совместности. Потому Паркер и Йоханссон видят потребность в межсекторном взаимодействии, объединяющем горожан, некоммерческие организации, правительственных агентов и множество других деятелей – обязующихся создавать и поддерживать такие совместности. Они допускают, что роль государства как посредника будет усиливаться и его первостепенными задачами будут управление и наблюдение за процессом формирования городских совместностей101.

Я считаю, что проблема в обзоре Паркера и Йоханссона кроется в их представлении о городе и городском как о территориально ограниченной сущности. Совместности становятся городскими согласно тому, что «рассматриваемый ресурс должен быть преимущественно доступен в масштабах города или на меньшем масштабе». К сожалению, эта идея не позволяет оценивать значимость городских совместностей, размещающихся и производимых в том числе вне городского масштаба.

Представление о городском (urban) как качестве, присущем территориально определяемому городу (city), упорно сохраняется как в повседневном мышлении, так и в большинстве академических текстов102, к коим относятся и вышеописанные статьи, посвященные городским совместностям. Совершенно ясно, что такие представления помогают нам осмыслять ощутимые отличия пространств в черте города и за его пределами, то есть в деревне или пригороде. Тем не менее, если мы возьмем эту концепцию как инструмент анализа, нас ждут жесткие ограничения. Еще в 1938 году Луис Вирт103 заметил, что мы не можем принимать «город» и, следовательно, «городское» как данность, к тому же прикладываемую к очевидно неограниченному объекту. Вирт доказывал, что плотность, количество населения или площадь поселения – спорные критерии определения города. Сегодня сами паттерны урбанизации все больше оспаривают, казалось бы, самоочевидные отличия города и пригорода, городских и сельских земель. Некоторые части «большого города» могут выглядеть или ощущаться

как деревня, и в то же время деревни, в которых, например, устроены крупные рынки, могут напоминать о городе. И что нам делать с крестьянскими фермерами, отправляющимися на протестное шествие в город? Этот протест «городской»? И что делать с культурными практиками, которые создавались в сельских районах поколение за поколением и ныне практикуются мигрантами, проживающими в городе? Это городское или нет?

Две повести о городах

Два ключевых подхода, выработанных в рамках урбанистической теории, позволяют вырваться из вышеупомянутых пределов концепции города как «локализованной пространственной сущности». Работы Анри Лефевра, помыслившего город как echelle (масштаб) и niveau

(уровень), становятся трамплином для обоих подходов. Таким образом, один из концептов Лефевра представляет «городское» как «произведенный масштаб» (produced scale) и тем самым позволяет соотносить этот масштаб с множеством иных, от тела до глобальности. В противоположность этому, niveau фокусируется на культурных аспектах города, видимого как пространство медиации, смягчающее конфликты повседневного с логикой коммодификации.

Мультимасштабность городского

Бреннер и Шмид104

предлагают теоретизировать «городское» не как сущность, обусловленную строгими и гомогенными метриками; их подход предвосхищал Вирт, предостерегая исследователей от уподобления «урбанизма» «физической сущности города»105. Конечно, Вирт довольно точно предсказывает будущие открытия:

Технологические развития в областях транспорта и коммуникации, практически обозначающие новую эпоху человеческой истории, акцентировали роль городов как доминирующих элементов нашей цивилизации и невероятно расширили городской образ жизни, вырвавшийся за пределы города как такового106.