Urban commons. Городские сообщества за пределами государства и рынка

Эти микропространства значимости конституированы материальными артефактами, которые появились, чтобы маркировать апроприацию места: к ним можно отнести чай, сигареты или лоток с продуктами. Они существуют буквально на каждом уголке базара. Каждый из ларьков – смежная вершина для одного из графов местных социальных сетей, создающая общественное пространство вокруг. Например, к этому табачному ларьку чаще всего подъезжают рикши, паркующиеся неподалеку. Здесь они курят, пьют чай, болтают и проводят свои перерывы. Эти посетители часто навещают киоск и бывают здесь по несколько раз за день. Ядро социального пространства образует малая группа людей – торговцы, постоянные покупатели, друзья, – чье право занимать определенное место редко оспаривают. Тем не менее социальные границы этих микропространств достаточно подвижны. В них можно попасть, установив отношения с ключевой группой. На вопрос об особенностях этих отношений информанты отвечают, прибегая к оборотам из телугу, хинди или урду, которые более или менее сходятся в пределах словосочетания «хорошее знакомство» (familiarity). Предложенные ими определения обозначают близкое знакомство с другим человеком или группой лиц, установившееся за некоторое время и отмеченное взаимными доверием и расположенностью. Таким образом, акторы вырабатывают очень конкретное и личное знание о том, с кем взаимодействовать, общаться и делать бизнес. Один владелец табачного ларька определил эти отношения как «ну, по-своему дружеские»263.

Третий процесс производства совместностей показывает, что взаимодействие для производства совместности обусловлено отнюдь не одной лишь экономической выгодой. Совместностям необходимо производство чувства социальной принадлежности, а также социальной формы контроля – и первую, и вторую можно наблюдать в соседских сообществах.

Защитная совместность

Производство совместности, как мы стремились доказать, – процесс пространственного производства, включающий апроприацию физического пространства, переговоры по поводу разных пониманий пространства и, наконец, производство социальных значений. Динамичный процесс включения и людей, и артефактов в идущие переговоры, а также постоянные споры о границах пространств создали коллективную и некоммодифицированную совместность. Ее достаточно, чтобы жить и выживать на улицах. С точки зрения управления и макропланирования эта совместность является вызовом, поскольку внешним силам неподконтрольны ее слагаемые: эфемерные договоренности, переключения (alterations) между мобильностью и иммобильностью, а также вовлеченность разных акторов. Такая пространственность непонятна тем, кто рассматривает городское пространство как абстрактный концепт (то есть обобщенную и тотализированную идею пространства) и не берет в расчет пространственные практики и обитаемые пространства. Эта неясность делает совместности менее проницаемыми для внешних макросил, к которым можно отнести генеральное планирование, автомобилизацию и коммодификацию. Более того, эти совместности буквально не оставляют «места» для макроогораживаний, проводимых неолиберальной городской политикой, стремящейся реструктурировать город, упорядочив и «очистив» образующие его пространства. Эти совместности, размещенные в физическом пространстве, противостоят вторжению моторизованного индивидуального транспорта, несмотря на то что он захватывает остальной город. Поднявшись на определенный уровень абстракций, мы можем увидеть эти совместности как форму сопротивления производству «автомобильных ландшафтов», которые уже удалось создать за пределами рынка Бегам благодаря доминированию практики моторизованной мобильности264.

Более того, защитная совместность может устойчиво существовать и не получив признания со стороны государства. Это контрастирует с принципом Остром, согласно которому успешная совместность требует, чтобы государство признало ее право на установление правил265. Однако же практики каждодневной пространственной апроприации, проходящие в пространстве базара, включают в себя оккупацию частной и публичной земель; оккупация признана незаконной на большей части Глобального Юга. Следовательно, государство не может официально признать такие практики. Сам факт признания поставил бы под угрозу систему управления собственностью и концепт гражданства266. Тем не менее часто пространственные требования признаются государством де-факто267.

От защитных совместностей к совместностям равенства?