Урманы Нарыма. Роман в двух книгах

Навстречу им вышел хромающий ханты, распахнул дверь, показал на кровать. Мержина положили, хозяин избы накрыл его меховым одеялом, помог снять унты, подтолкнул вторую подушку под голову. Острый нос Николая Филипповича заострился еще сильнее, сжатые губы обескровились, кожа лица посерела. Время близилось к ночи. Врачей на вертолете привезут только утром. Ханты сказал, что он за больным доглядит, даст лекарство и чаю согреет, он понимает, сочувствует: сам инвалид, провоевал почти всю войну, пока ноги не лишился.

— Худо болеть, шибко худо, — заключил ханты.

Сознание к Мержину то возвращалось, то уходило. Он улавливал звуки, но не в силах был открыть глаза. Ноздри ему щекотали терпкие запахи шкур, к ним примешивались мягкие ароматы запаренных трав, которыми ханты поил его из деревянной плошки. Слух Мержина различал лай собак в поселке и поскрипывание протеза хозяина дома, когда тот прошагивал в комнату. Ханты страдал одышкой, и Николай Филиппович отмечал в своем оглушенном сознании, что он сдерживает дыхание, подходя к постели, чтобы просунуть руку под одеяло и осторожно ощупать ноги больного… Мержин чувствовал его прикосновение, и в голове отрешенно мелькало: «Жив… Пока жив… Да и жив буду!» В нем укреплялась, росла та сила, которая так необходима больному, чтобы выпутаться из липких тенет недуга…

К утру Николай Филиппович, кажется, полностью оправился от удара, согласился еще выпить настоя из трав и поесть отварной нельмы. Благодарил хозяина, пожимал его сухую, костистую руку.

— А правда, — сказал он, — живот смерти не любит!

— Понимай! Шибко тебя понимай! — одобрительно вскрикнул ханты, сидя на крашеной лавке у печи.

Прибывшие березовские врачи поставили Мержину два укола подряд и начали охлаждать его пыл.

— У вас неладно с сердцем. Вы, товарищ, не транспортабельны.

А он, несговорчивый, долговязый мужчина, уже натягивал полушубок на плечи и повторял:

— Я настаиваю… Я за себя отвечаю… Могу дать расписку… Если буду шататься, прошу поддержать под руки… Но никаких носилок! Еще чего не хватало! Жена узнает — из дома выгонит.

Он так и ушел к вертолету своим ходом. Когда в Березове сняли электрокардиограмму, поставили точный диагноз: нарушение кровообращения третьей степени. Возникло оно от нервного перенапряжения.

Отлежал он в тюменской больнице месяц. И опять, как тогда на Кубани, когда с переломом ноги костылял, узнал из газет, что в соседних нарымских землях открыты еще нефтяные фонтаны, на Васюгане, на Вахе, в Кудрине. Значит, быть и там нефти и газу. Вспомнился последний разговор с начальником главка. Хорошо, если Муравленко доложил о нем Латунину… И так стало охота в Нарым — просто неудержимо…

Он увидал Муравленко при входе в здание главка.

— Как здоровье, герой Игрима? — полушутливо осведомился Виктор Иванович.

— Превосходное. Могу поднимать гири левой и правой, ио это пустое дело. Есть поприще, где силы потратить не жаль!

— Уж не бежать ли куда собрался?

— Передвинуться. Чуть южнее Самотлора.

Начальник главка на минуту задумался.

— Отпустите в Нарым, исполните обещание! — вырвалось у Мержина.

— Да охотно, голубчик. — Глаза их встретились. — Тебя там уже и ждут!

— Без шуток?

— Они здесь не к месту…

Мержин мог отсчитывать удары своего пульса, не притрагиваясь к руке.

4

И министр возражать не стал, отдал приказ о назначении Мержина главным инженером нефтепромыслового управления в Алешинском районе.

Алешино понравилось Николаю Филипповичу без оговорок: стоит на Оби просторно, дома рублены крепко, из сосны и лиственницы, растянулись вдоль чистых, широких улиц. Походил, погулял, осмотрелся. Его замечали, оглядывались: и ростом высок не в меру, и одет не по-здешнему — в черную шубу до пят, с оборками.

Положение обязывает явиться в райком партии, обговорить все вопросы, задачи. Николаю Филипповичу вменялось в короткий срок начать разработку Соснинского месторождения.

— Мы вам рады, присаживайтесь, — грудным, звонким голосом заговорил первый секретарь Матвейкин, круглолицый, с сибирским румянцем, с мерцающей улыбкой и настороженностью в горящих, слегка раскосых глазах. Он был из местных, работал на разных должностях тут давно. Мержин слышал о нем, что Матвейкин человек с оглядкой, но, если не будут мешать, свою линию проводить умеет. — Настало время развивать у нас новую отрасль промышленности, — продолжал секретарь. — А то что здесь? Лес в больших объемах не рубим, ни одного леспромхоза нет. Звероводство, охота, рыба. И вдруг узнаем, что по золоту ходим! — Матвейкин подался вперед, почти лег грудью на стол и снизил голос. — Да, узнаем об открытии нефти и газа! Понимаете, всплеск какой это вызвало? Составляем записку, что, мол, пора и нам рукава засучивать и начинать свои недра осваивать. А бывший первый секретарь обкома Марченко, — Матвейкин сошел на шепот, — звонит по телефону и спрашивает: «Вам там что, больше делать нечего?» И вся наша взбудораженность, радость померкли…