Я соглашаюсь, хотя на улице холодно. Люблю ходить пешком. К тому же поблизости от дома есть несколько мест, где можно купить все необходимое. Предлагаю заглянуть в магазин, мимо которого случайно проходила пару недель назад. Это всего в двух кварталах отсюда.
– После тебя, – говорит Майлз, придерживая дверь.
Я выхожу на улицу и плотнее запахиваю пальто. Вряд ли Майлз из тех, кто любит ходить на людях за ручки, а потому я даже не забочусь о том, чтобы предоставить ему такую возможность. Обхватываю себя покрепче, чтобы согреться, и иду с ним рядом.
Почти всю дорогу мы молчим. Это меня устраивает. Я не из тех, кто испытывает потребность болтать без умолку. Майлз, судя по всему, тоже.
– Нам туда, – говорю я, указывая направо.
На тротуаре сидит старик в рваном пальто. Глаза закрыты, руки в дырявых перчатках дрожат.
Всегда жалела тех, у кого ничего нет и кому некуда идти. Корбина бесит, что я не могу спокойно пройти мимо нищего, не подав ему денег или еды. Брат считает, что большинство из них зависимы от чего-либо и, жертвуя им деньги, я лишь подкармливаю эту зависимость.
Честно говоря, мне все равно, прав он или нет. Если человек оказался на улице, потому что потребность в алкоголе или наркотиках у него сильнее, чем потребность в жилье, меня это не остановит. Может, дело в том, что я медсестра, но не думаю, что зависимость – всего лишь вопрос свободного выбора. Зависимость – это болезнь, и мне горько видеть, что людям приходится вести подобную жизнь, потому что они не могут сами себе помочь.
Будь у меня с собой кошелек, я бы дала старику денег.
Я осознаю, что остановилась, только когда Майлз впереди косится на меня. Я нагоняю его. Ничего не говорю – не пробую оправдать беспокойство на своем лице. Все равно бесполезно. Слишком часто я проходила через это с Корбином. Не хочу даже и пытаться переубедить тех, кто со мной не согласен.
– Пришли, – говорю я, останавливаясь перед магазином.
Майлз изучает интерьер в витрине.
– Нравится? – спрашивает он.
Я подхожу поближе и тоже разглядываю интерьер. Это спальня, а не гостиная, но есть тут и кое-что подходящее. На полу – серый ковер с геометрическим рисунком в черных и синих тонах. По-моему, вполне в его стиле.
Шторы не темно-синие, а шиферно-серые с широкой белой полосой по левому краю.
– Нравится, – отвечаю.
Майлз придерживает дверь, чтобы пропустить меня вперед. Дверь еще не успела захлопнуться, а к нам уже спешит продавщица. Спрашивает, не может ли чем-то помочь. Майлз указывает на витрину.
– Я бы хотел купить эти шторы. Два комплекта. И ковер.
Продавщица, улыбаясь, делает знак следовать за ней.
– Какие длина и ширина вам необходимы?
Майлз достает телефон и зачитывает размеры. Продавщица помогает ему выбрать гардины, затем обещает скоро вернуться и уходит. Мы у кассы одни. Я оглядываюсь по сторонам, охваченная внезапным желанием подобрать что-нибудь для своей будущей квартиры. Я пробуду у Корбина еще месяца два, так что не помешает прикинуть, что мне может понадобиться, когда я обзаведусь собственным жильем.
Надеюсь, когда это случится, мой поход в магазин окажется таким же коротким, как сегодня.
– Впервые вижу, чтобы человек так быстро определился с выбором.
– Разочарована?
Я поспешно качаю головой. В отличие от большинства девушек, я не люблю долго ходить по магазинам. Слава богу, у Майлза ушла на это всего минута.
– Думаешь, стоило посмотреть еще что-нибудь?
Майлз стоит, облокотившись на прилавок, и не сводит с меня глаз. Мне приятно, как он смотрит – будто я самый интересный предмет во всем магазине.
– Когда нравится то, что выбрал, зачем искать что-то другое? Если чувствуешь, что это твое, значит, оно твое.
Он глядит на меня так внимательно и серьезно, что мне становится неуютно, и в то же время я чувствую себя особенной. Майлз отталкивается от прилавка и делает шаг в мою сторону.
– Иди сюда.
Хватает меня за руку и тянет куда-то.
Мой пульс ведет себя до смешного нелепо. Ужас какой-то.
Тейт, это же просто пальцы! Не позволяй им так на тебя действовать!
Мы подходим к деревянной трехстворчатой ширме, украшенной восточными узорами. Такие обычно ставят в углу спальни. Никогда не понимала, зачем они. У мамы есть похожая, но вряд ли она хотя бы раз в жизни заходила за нее, чтобы переодеться.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я.
Майлз затаскивает меня за ширму. Я невольно смеюсь: мы как будто старшеклассники и прячемся от учителя.
Майлз прижимает палец к моим губам.
– Тс-тс… – шепчет он, с улыбкой глядя на меня.
Я мгновенно перестаю смеяться, но не потому, что не смешно. Просто я забыла, как это делать.
Забыла обо всем.
Сейчас я могу думать только о кончике его пальца, который осторожно проводит линию от моих губ к подбородку. Взгляд Майлза следует за его же пальцем, который медленно скользит по моей шее, по груди – вниз, вниз, вниз к животу…
Такое ощущение, что Майлз гладит меня тысячью рук одновременно, доказательство тому – мои разучившиеся дышать легкие.