Уроды

С меня неоднократно снимали шапки, однажды сняли новенькую куртку, купленную у турков на рынке, но со временем и я заматерел. Стоило только услышать: «Э, малой, поди-ка сюда», как я стартовал с места на второй космической и скрывался в лабиринтах пятиэтажек и расположенных во дворах гаражах. Бегал я быстро, поэтому меня редко догоняли и обирали. Но в школе съебаться было проблематично, поэтому я крайне редко брал или надевал в школу хорошие вещи. Порой с родителями до войны доходило, почему я не хожу в школу в новой куртке, купленной мне специально на десятый класс. Я заебался рассказывать им об уродах и что они с этой курткой сделают, поэтому просто молчал, пока мама, заламывая руки, начинала в очередной раз причитать. В хороших или новых вещах я гулял только днем и только по своему району. Мафон своих «дворовых» не трогал, разве что изредка мог что-нибудь попросить, когда не хватало денег на бухло. Поэтому в школу я ходил в одной и той же одежде: старых брюках, которые потом заменили джинсы из «секонда», на них даже Мафон бы не позарился, отцовском вытянутом свитере, колючем и жарком, и в старенькой ветровке. Туфли тоже были отцовскими, и уроды никогда не забывали подъебнуть меня, что я одеваюсь как бомж.

Ветровка была штопаной-перештопанной. Кот однажды скуки ради порезал её ножом в гардеробе, и я просидел полночи, чтобы худо-бедно её зашить, пока мамка не увидела. Моим свитером иногда играли в футбол на переменах, скатывая из него колючий шар. Это в десятом я додумался снимать свитер и прятать его с курткой под лестницей, где мы с Алёнкой проводили перемены. Конечно, зимой было холодновато, особенно когда рядом лопались трубы и школа пару недель стояла без отопления, но в итоге я привык. Всяк лучше, чем потом стирать свитер и пиздовать в школу утром в мокром, потому что он не успел высохнуть.

Шпилевскому везло меньше. Его рубашку столько раз обоссывали на физкультуре, вытирали ей жопу и что только не делали, но Лёнька всегда меланхолично подбирал одежду с пола, а утром приходил в ней же. Выстиранной и выглаженной. Свитер, по моей наводке, он тоже прятал. Но не в гардеробе, где до него могли добраться Кот и Зяба, а под лестницей, в старых ящиках. С личными вещами Шпилевскому тоже не везло: его «Электронику МК 33» Кот, веселья ради, разбил об стену. Хуй знает, как Лёнька смог его собрать, но на следующий урок по математике он пришел с этим же калькулятором, пусть и слегка погнутым. После школы Шпилевский всегда уходил с пустым пеналом. Уроды ломали его ручки и карандаши, а линейку гнули столько раз, что я порой удивлялся, как Шпилевский еще не заебался её выпрямлять.

Алёнке пакостили втихаря, потому что девчонка. Да и то, ей везло побольше. Максимум, что могла сделать Панкова или Куркина, так это порезать портфель или умыкнуть сменку, которую Алёнка всегда носила с собой. Тогда я пытался их оправдать, думая, что на самом деле они не такие уроды, как остальные, но потом понял, что точно такие же, как Дэн, Кот, Зяба и другие. Просто они боялись ответок или жалоб учителям. А пацанов не сдерживал никто.

Доставалось и нейтральным, типа Нефора. Его однажды поймали в туалете вечером, накинули на голову чью-то куртку и отпиздили до потери сознания. Когда Нефор пришел в себя, то обнаружил, что его «подстригли» – срезали волосы, которые валялись рядом на полу. А все из-за того, что он вдруг решился заступиться за Шпилевского, когда его чморил Дэн на потеху Панковой. После выходных он пришел в школу, подстриженный под «единичку», и, подойдя к Дэну, вытащил из кармана свою «бабочку».

– Еще раз такая хуйня будет – кровь пущу, – буднично бросил он, раскрыв перед Дэном нож.

– Еще раз такая хуйня будет – я тебя урою нахуй, – ответил ему Дэн, понимая, чем запахло. – Заступаешься за лоха, значит сам займешь его место. Нож достал – должен ударить. А если нет, то пиздуй отсюда и не сотрясай воздух.

На удивление Серый конфликт развивать не стал, кивнул и, убрав нож, отправился за свою парту. С тех пор снова воцарилось перемирие между ним и старшками, но и сам он перестал отсвечивать. Когда Кот или Дэн чморили Шпилевского, он отсутствующе смотрел в сторону или равнодушно листал учебник.

Со временем у меня, как и у других лохов, выработались привычки. Приходя в школу, я сразу шел к лестнице и прятал под ней бутерброды и калькулятор, который доставал только перед алгеброй и геометрией. Потом отправлялся под лестницу, где прятал куртку и засовывал в рукав свитер, если на улице было слишком холодно. Пакет с учебниками, всегда был свернут и крепко зажат подмышкой, пока я шел в кабинет. Бывало, несколько раз Кот или Зяба выхватывали его и, поддав ногой, отправляли в полет. Хорошо, если этим и заканчивалось. Учителя не раз жаловались, что я не слежу за школьным имуществом. Но они нихуя не знали о настоящих причинах ужасного состояния учебников.