Урок ловиласки

— Дурь и блажь, — отчеканила она. — Когда вы влюбляетесь в кого-то, Алла-всеблагая впередсмотрящая, да простит Она нас и примет, уже сделала за вас выбор и нашла самого нужного. Организмы влюбленных приспосабливаются и подстраиваются, ваши внутренние мышечные складки расправятся и растянутся до нужной длины — если по-настоящему полюбите. Просто доверьтесь чувствам.

— Это мне больше нравится. — Поблекшая было Любава осветилась изнутри.

Крепенькая, светленькая, эта царевна напоминала тюленя-альбиноса. Всклокоченные волосы превратили ее головку в спустившееся с небес солнышко, почти незаметную талию компенсировала распираемая мечтами о прекрасном грудная клетка, что наливалась взрослостью, как стакан газировкой. Нежность наполнения зашкаливала, заставляя забыть, что явленное глазам принадлежит сверстнице, а вовсе не женщине в годах, как легко можно подумать. Любава оттеснила Кристину и вскочила на меня с энергией, способной неделю питать светом небольшой индустриальный городок. Тугие помпончики подпрыгнули при резком приседании. Вместе со взглядом и ладонью с интересом сошлись на предмете изучения. Вторая ладонь накрыла готовые истерично хохотнуть губы:

— Живой!

Новые ощущения вызвали на лбу задумчивую складочку:

— Глаза и разум в шоке и намекают, что этот клинок не по моим ножнам. Но чувства не согласны. Кому верить?

— Мне, — констатировала Варвара. — Я только что все объяснила.

— Ты говорила вообще, а не о конкретном примере, — возразила Любава.

Ее русые непослушные волосы слегка вились, местами торчали в стороны, а вниз спускались до середины груди. Короткие пальцы периодически закидывали их за остроконечные ушки с пухлыми мочками. Впрочем, энергичные ручки низкой плотной царевны вскидывались и по поводу, и без повода, требуя внимания, когда их обладательница говорила.

— Кажется огромным, потому что глядишь впритык. — Варвара сказала громко, сразу для всех: — Повторяю: размер не имеет значения.

Любава полюбопытствовала:

— А у Чапы какой размер?

С переходом на личности я вздрогнул, агрегат дернулся, а упавшая в пятки душа застыла, готовясь выслушать приговор.

— В самый раз.

Все выдохнули. Особенно я.

— А в самый раз — это длинное или нет?

— Подходящий.

— Кому? Ты говорила, что всем нужно разное.

Варвара покачала головой:

— А в качестве практического пособия — самое то. Не вызывает ни презрения, ни ужаса.

— А меня пугает.

— Объяснила же: сидишь слишком близко. Смотришь в упор. Когда такое болтается на уровне пояса и глядит вниз, с высоты роста не понимаешь, что вблизи они именно такие. Прими как данность.

— Мама говорит: стерпится — слюбится. — Постучав по плечу Любавы, ее вежливо попросила на выход Александра.

Упавший струящийся купол накрыл пойманную частицу меня. Длинные локоны сложились на животе в несколько слоев. Глаза не видели, но я чувствовал, как одна ладошка согрела пугливо дернувшиеся шарики в основании, а пальчики второй приняли в себя горячую сталь как ракетку пинг-понга в азиатским хвате: сзади-сверху приобняв вытянувшейся горстью. Словно авторучку. Кожица медленно поехала вниз.

— Ухххх… — выдохнул я.

— Стоп! — скомандовала Варвара. — Успели?

— Кажется, да. — Золотоволосое создание, тоже выдохнув, поднялось, подпихиваемое нетерпеливо топтавшейся у плеча Феофанией.

Эта не церемонилась. Плюхнулась, сграбастала, помяла, подергала. Мне даже полегчало. Желание улететь в космос растаяло. Мое вырванное из райских кущ и насильно возвращенное обратно на грешную землю сознание простонало:

— Не так жестко.

— Прости. Надо так? — Руки Феофании мелко затряслись, словно в ознобе. Или ее током коротнуло.

— Надо и можно по-всякому. Просто с душой.

— Слушайте, что Чапа говорит. — Варварин палец сверху указал на меня, распятого у ног. — Мнение пособия очень важно. Именно для избавления от будущих ошибок существуют такие уроки. Не хотите же вы сделать больно или неприятно кому-то из будущих любимых мужей?

Лучше бы молчала. У меня вообще все упало. Внутри.

— Представь это частью себя. — Варварин указующий перст сместился с моего неконкретного верха на вполне понятную очевидную середину. — Необходимой частью. Без которой ни спать, ни жить.

— Он дергается! — округлились глаза Феофании. — Точнее, вздрагивает. И пульсирует. Колышется. И вообще — шевелится!

Рука, словно сжавшая шланг, перехватила его по-другому. Как держат бокалы на тонких ножках. Только ножка была не тонкая, а бокал — своевольным.

— Так лучше?

— Намного, — кивнул я активной исследовательнице.

Варвара воспользовалась движением, подложив колени под мою голову. Мне стало намного лучше видно. Благодарить не стал: мало ли, что у нее на уме еще. Не станет ли лучше — хуже?

— Значит, нужно именно так? — старательно запоминала Феофания.

— Именно мне именно сейчас — да.

— А вообще?

— Вообще не бывает.

— Значит, можно по-разному?

— Нужно, — подытожил я.

— Клара, а ты чего? — заметила преподавательница пустоту у нисколько не возражавшей увлекшейся очередницы. — Не бойся. Подходи.

— Я не боюсь.

— Тогда не сомневайся.