— А что сразу Фрося? — надулась. Ефросинья. — Чуть что, сразу Фрося. В отличие от вас я умею с ним обращаться. Каким взяла, таким сдала, просто устал человек, нельзя столько терпеть. Дали б ему спокойно отсалютовать, не искали бы теперь виновных.
Оказавшаяся в порядке очереди на моей откинутой руке, она съехала с предплечья на самую ладонь. Я ощутил влажное невидимое прикосновение, потом нажатие и… пожатие. Тысяча чертей и спаржа под хреном, разве такое возможно?! Как она это сделала?!
— Успокойтесь, мы не ищем виновных, — вмешалась преподавательница. — Я согласна с Фросей, что немного перестарались.
Антонина не преминула куснуть:
— Мы перестарались? Мы? Ты перестаралась!
— Да, я перестаралась, если тебе от этого легче. Чапа не опытный мужчина со стажем, чтоб уметь себя сдерживать и контролировать.
— За что и ценим, — обронила Кристина.
Сидевшая зеркально от Ефросиньи, она заметила, что делает соперница. Насупилась. Лицо спряталось за кудряшками. Стараясь не выдать себя, царевна тоже тихо сдвинулась на запястье, а затем — решительно, как бы переборов сомнения — прямо на ладонь.
— Если выбирать между стажем и чистотой, — добавила она, — я за чистоту.
Челка перед ее глазами даже не шелохнулась.
Влажная теплота поглотила меня сразу с обеих сторон.
— И я! — несколько одновременных возгласов подтвердили правильный выбор. — Мы все за чистоту!
— Вы все за Чапу, — улыбнулась Варвара, подмигнув мне.
Вроде как польстила, но не окажись под рукой меня, любой другой вызвал бы не меньше воодушевления, тоже являясь для них единственным и неповторимым. Причем — искренне. Помню, как родители решили сделать мне подарок. «У нас есть деньги на новый телефон для тебя, а старый отдашь папе. Или можем отложить, чтоб накопить и взять планшет, как ты мечтаешь». Я с ликованием выбрал телефон, потому что нечто вещественное и сразу. И был счастлив. Журавль в небе хорош лишь в качестве пейзажа, голодный желудок всегда выберет синицу в пределах досягаемости.
Здесь так же. Я был синицей. Но какой востребованной!
Происходящее вновь стало приносить удовольствие. Ладони взопрели, пальцы провалились в сладкое никуда, их мяли и перетирали упругие жернова.
— Ой, снова брыкается! — Любава вернула внимание к моей середине. — Словно его ветром качает. Только без ветра.
— Для такого увальня ураган нужен, — со знанием дела изрекла Ефросинья.
Ее руки уперлись в мой локоть, а бедра незаметно для окружающих поерзали — медленно, мелко, но смачно. Она будто устраивалась поудобнее и никак не могла устроиться. Глаза, подернутые странной поволокой, на миг закатились, затем нехотя выплыли из невидимого посторонним тумана… и обнаружили на другом конце Ойкумены почти полное свое отражение. Разница была небольшая, в нюансах: у Кристины темные волосы кучерявились, у Ефросиньи практически такие же ровно свисали. Одна была худенькой, другая худющей. Первая робко жалась в восторженной дрожи от собственной смелости и боялась привлечь внимание, вторая действовала нагло, не вызывая подозрений именно будничным спокойствием и демонстративной обыденностью происходящего. Ее принцип: хочешь хорошо спрятать — положи на виду. Эти нюансы и делали отличие между темненькими стройняшками разительным, как между лебедой и лебедкой. Нет, даже так: как между лебедкой и лебедушкой. И не надо, думаю, пояснять, кого бы я назвал прекрасной птицей, а кого вытягивающим агрегатом.
Теперь, ревниво косясь, две конкурентки синхронно истязали поверженного меня невероятными ощущениями.
— Так я могу продолжать или нет? — симпатично скроенное недовольное «личико» надо мной повело толстыми «щеками».
Острый угол сходящихся ног, куда переместился взгляд, на самом деле не острый. Там помещается целая жизнь. Кожными складками так и написано: ж, жизнь, или — женщина. Боковые полукружья буквы «ж» — «икс» кончавшихся ног, в котором они утрачивают свое названье. Икс — тайна, загадка, решение большинства вопросов. Некоторым особо одаренным «математикам» не хватает икса, они добавляют к иксу параллельный чужой игрек, а то и не один. Бог им судья. Мое сердце требовало всего одного икса, вполне конкретного. Я хотел подарить ему жизнь. Мечтал, чтоб жизнь подарили в ответ, а со временем и не одну. Увы, не сердце правило бал. Оно замкнулось, затворилось, не смея взглянуть на творившееся. Оно умирало и плакало, одно во внезапно опустевшем организме — одинокое, запертое и всеми забытое. Командовал господин инстинкт. Перехватив бразды правления, он гнал кровь от мозга, чтоб случайно не очнулся, накачивал ее гормонами и провоцировал. И в данный момент обрел напарницу.
— Можешь продолжать, — донеслось от Варвары.
Получив одобрение, Ярослава тут же сказала «да» своему инстинкту. Тот высунулся и, увидев снизу распростертого меня, показал язык. Даже два. Они вывалились, как внутренности самурая, совершившего сеппуку, и отворили глаз в вечность.
Не мигая, мы смотрели друг в друга.
Меня уносило.
Меня рвало на части.