Урок ловиласки

— Правильно, — согласился я и легонько цапнул зубами за мочку.

Опешившая царевна отпрянула.

— Переход!

Секунда — и передо мной новое лицо. Ученица по имени Феофания испуганно взморгнула, ротик открылся. Чуточку низенькая, плотно сбитая, она лучилась жизнелюбием и бездонным доверием к миру. Близко посаженные глаза на широком лице создавали иллюзию полноты, но она сразу терялась при опускании взгляда ниже: коренастое тельце и желало бы растолстеть, да кто ж ему даст. Голод и нагрузки уничтожили былые запасы. Осталась только отрыгнутая обстоятельствами жизнерадостность.

Царевна нервно откинула лезущую в глаза темную прядь. Никогда не сталкивавшаяся со мной столь близко, Феофания не знала, что делать. Кажется, она меня боялась. С дружелюбной улыбкой я медленно махнул головой, потом еще… и еще. Не меняя ни выражения лица, ни застывшего в ступоре взгляда, ни даже положения раздвинутых бубликом малиновых губок, она почти бездумно поддержала мой выбор. Затем — шаг, словно на эшафот. Руки и тела переплелись на несколько горячих мгновений. Слишком горячих. С той же силой, что страшилась, теперь она вознеслась над собственным страхом. Отрываться не хотелось ни ей, ни мне. Но пришлось.

— Переход!

Александра. Ее роскошные золотые водопады заставили сердце сжаться в память о Зарине. Царевна уловила что-то в моем взгляде — некое страдание, спрятанную боль. Сделав три быстрых кивка, она, не дожидаясь ответа, сочувственно прильнула. Я прижал к себе чудесную светлую головку. Сердце дрогнуло. Отступая, пришлось отвернуться из страха увидеть не то лицо, что стояло перед глазами.

Следующий шаг в сторону привел меня к Любаве — еще одной серой мышке нашего отряда. Вместе с Феофанией они могли бы составить пару близнецов. С одинаково круглыми лицами, одной надежно-крепкой приземистой формации, обе компанейские неконфликтные хохотушки легко различались с первого взгляда: Феофанию природа одарила пышными темными волосами, ниспадавшими до ключиц, Любаву — не менее пышной и яркой белизной, подстриженной точно так же. Обе периодически закидывали непослушные локоны за любопытно торчавшие уши.

Любаву раздирали противоречивые эмоции, она глядела на меня с ужасом, тело одновременно отстранялось и тянулось вперед. Вспомнил: в мою бытность ангелом она вместе с Кларой расспрашивала меня о мальчиках потустороннего мира. Сейчас перед ней стоял живой мальчик мира реального. Обеспокоенный Любавин взор пробежался по сторонам. Там царило нарастающее братание. Два раза уже никто не кивал.

Пришлось помочь с непростым решением. Не бойся, я не злой серый волк, кушающий хорошеньких девочек, сказало мое трижды качнувшееся лицо. Царевна помедлила, вдруг засияла и поддержала предложенное решение. Плотненькое тельце привстало на носочки… и поцеловало в губы.

Я не ждал такого и как-то машинально отстранился. Любава сжалась, будто ее ударили, на лице вновь отразился ужас, а глаза заволокло сыростью, что грозила прорваться бездонным океаном.

Ну что ты будешь делать, детский сад и сбоку бантик. Взяв лицо окаменевшей царевны в ладони, я сам поцеловал ее — по-братски, успокаивающе, но… ведь в губы. В ответившие губы.

— Браво! — воскликнула все отмечавшая Варвара. — Переход!

Мы с Любавой смущенно распались двумя магнитами, вдруг обращенными другим полюсом, и покосились на окружающих. Оказывается, замечание Варвары касалось не только нас. Вот, вроде бы: у каждой ученицы свои понятия, свое мировоззрение, свое отношение к конкретным окружающим, которое понятно и незыблемо… Но нет. Глядя на ликующее переплетение тел рядом, стало стыдно кивать два раза и совсем невозможно один — даже если пересиливаешь себя для этого. А наблюдая за искренне обнимающимися и даже целующимися, хочется попасть на их место. Это же так просто — всего-то кивнуть на один раз больше.

В чистом воздухе кружила мошкара, но не досаждала. Под ногами шуршала трава. Стрекотали кузнечики. Только вряд ли кто-то видел сейчас окружающий пейзаж или слышал какие-то природные проявления. Все чувства сосредоточились на главном.

Меня пробрало до печенок: передо мной стояла Антонина — недавно надменная, озлобленная проигрышем в диспуте с возможным смертельным исходом, но прощенная и вновь принятая в команду. Всю дорогу пикировавшаяся со мной по поводу и без. Сейчас ее глаза говорили: забудем былое. Сосредоточенно глядевшее лицо деловито кивнуло — троекратно.

Ладно, забудем. Я раскрыл руки для объятия.

Из Варвары интриганка — не хуже, чем из ее родительницы. Человек всегда остается человеком, общественным животным, что бы о себе ни воображал. И поступает соответственно — думая, что сам принял решение. Ага, щщаз. Варвара лихо поставила всех в ситуацию, отступать из которой выглядело неприличным. Наоборот, приличным и естественным — не отступать. Я понимал это где-то внутри. Глубоко внутри. А снаружи следовал за фонтанирующим ручьем действия.

Антонина, крупная, одного со мной роста, сграбастала меня целиком, вжав в доспехи. Ее губы нашли мои и по-хозяйски впитали. Прилетел и окучил их нахальный язычок. Я не успел даже удивиться.