— Давайте! — вклинилось несколько довольных возгласов.
— Раскроем?! — одновременно ужаснулась Любава. — Я не умею. Как она открывается?!
Преподавательница с улыбкой закончила фразу:
— …более подробно. Вообще-то, все способы ловиласки, и погружные, и поверхностные, должны иметь четвертую составляющую, но должны — не значит имеют.
— Не можешь — научим, — втиснула Антонина знакомую мне по другим поводам поговорку, — не хочешь — заставим.
В отличие от упражнения с другими практикантками, в отношении Ефросиньи я не участвовал в активном потреблении себя как пособия, даже отвел лицо от навязываемой картины мира, успев заметить, как Варварин палец отрицательно покачался у носа крупной царевны:
— Только не в этом случае, Антонина. Здесь внешнее воздействие не поможет, тело каждой женщины не похоже на другие, поэтому единых правил не существует. Указываются лишь направления. Не только внутрь, — последовал укоризненный ответ что-то изобразившей жестами Ярославе. — Если упрощенный до безобразия мужской организм имеет единственную зону удовольствия, то у нас их неимоверно много, они разбросаны как по поверхности тела, так и внутри. Шея, грудь, живот, внутренняя поверхность локтей, коленей и бедер, запястья, поясница, ступни, пальцы ног… У некоторых даже макушка!
— А вот это? — Ладони Феофании постучали по налитой упругости тыла.
Звуки разнеслись звонкие, сочные и веселые, как сама вызвавшая их к жизни царевна.
— И это, причем по-разному: у одних поглаживанием, у других поцелуями, у третьих — похлопыванием или поркой.
— Что?! — Руки Феофании отдернулись, будто ошпаренные. Она даже зачем-то подула на них.
— Помните, я упоминала удовольствие от боли? — донесся усмехнувшийся голос Варвары. — Существуют женщины, которым это нравится.
— И когда нас наказывают плетьми, им это как нежданная порция сладости на обед? — возмутилась Феофания несправедливостью жизни.
— Только в другом месте, — хохотнула Любава.
Антонина угрюмо осведомилась:
— А среди нас есть такие?
Головы с любопытством повертелись, старательно выискивая что-то глазами, извилины загудели, прокручивая известные факты и стараясь припомнить неправильную особь по каким-то случайным деталям прошлого.
— Не думаю, что на сегодня такие имеются, — весьма убедительно сказала Варвара.
— На сегодня? — всколыхнулись ученицы.
— Никто не знает, какой он внутри, пока не попробует.
— Не суди по себе! — насупилась Антонина.
— А что нам мешает попробовать? — весело предложила Любава поперек поднявшегося гомона… и все разом умолкли.
Любавина ладонь запоздало прикрыла рот, откуда вылетело провокационное кощунство.
— А правда. — Зеленый дурман Ярославы прополз по каждому лицу, ядовито затекая в мысли и заставляя примерить на себя: вдруг именно я — такая?! — Разве нам что-то мешает?
— Кто будет проверять? Варька? — Спина Антонины гордо выпрямилась, всем видом сообщая, что не доверит преподавательской руке то место, откуда с таким пафосом начиналась.
— Я бы доверила проверку нашему пособию. — Голова Ярославы склонилась с долей лукавства. — Если некое удовольствие существует, думаю, мужская рука обнаружит его у нас быстрее. Кто «за»?
Вот так, снова голосование решает, кем мне быть и что делать. И никого не волнует мое мнение.
И меня не волнует. Я пособие. Инвентарь, как изящно определила преподавательница в начале урока.
Осторожно потянулась вверх рука Александры. Ее отважно поддержала Майя. Одновременно со страхом приподнялись руки Любавы и Феофании, а Кристина совершила подобный подвиг без сомнений:
— У нас замечательное пособие, этим нужно воспользоваться по всем направлениям!
— Если вы не забыли, — влез в поднявшийся ажиотаж рассудительный голос Варвары, — наше замечательное пособие неоднократно пыталось воспрепятствовать проведению урока и сбежать. Нельзя давать ему волю, пока основная часть программы не будет пройдена, согласны?
Особо активные энтузиастки опустили лица.
— Согласны.
Ефросинью на поверхности пособия подошла сменить Софья, которая давно и нервно ожидала очереди. Из стены обрезанных по плечи волос выглядывали, как ребенок в дверную щель, любопытные ушки, беспокойная улыбка застыла на развязавшемся бантике губ. Кожа да кости. Жалобный взгляд. Просительное умоляющее личико, вечно ждущее гадостей от судьбы. И от окружающих. По сравнению с ней худенькая Ефросинья казалась стройной, а, скажем, Ярослава просто Кустодиевской барышней.
Тощенькая невзрачная практикантка с непонятной грустью глядела на мелкотравчатый газон, опоясывавший одинокое древо. Ствол уходил корнями в валун, выросший меж отрогов кряжистого хребта, дерево было чуть покосившееся и тоже грустное, но еще не желавшее отдавать миру живительные соки. Рано. Два печальных создания обменялись сочувственными взглядами и через секунду нашли общий язык.
Преподавательница продолжила неоднократно уведенную в сторону тему:
— Повторю: мы, женщины, получаем удовольствие многими местами от ушей до пяток, про райскую дверцу даже не говорю.
— А ты скажи, — с серьезностью вклинилась Ярослава.
Варвара почему-то согласилась: