Урок ловиласки

Недогрудь торжествующей Ефросиньи выпятилась в приступе самомнения, возведенного в манию величия: упругие припухлости вообразили себя объектом вожделения и теперь нахраписто лезли в глаза, играя в соблазнение. Губы еще больше истончились, уголками горделиво расплывшись до ушей. Морщинки довольства прорезали гладкие впалые щечки. Мышиные глазки прикрылись веками, но не до конца. Сквозь щелочку негодница продолжала наслаждаться ситуацией. Она единственная сейчас не завидовала Кристине или, наоборот, не радовалась, что она не Кристина. Ефросинья в данную минуту была самодостаточна и сверхъестественно чудесна, в чем сама нисколько не сомневалась. Она стала ведьмой, колдовскими чарами вырвавшей меня из остатков сознания и рассорившей с логикой. Скажи мне кто-то еще вчера… даже сегодня, даже минуту назад, что мой палец окажется в чьем-то глубоком-глубоком тылу, а я вместо отвращения испепелюсь от нахлынувшего сладковатого безобразия… Во-первых, не в «чьем-то», а во вполне конкретном девичьем, весьма симпатичном и приятном не менее, чем все остальные здесь присутствующие. Что поделаешь, возраст. Гормоны. Короче, полный пубертат. А во-вторых, кто-то знаменитый заметил на подобную тему: «Говорите, секс грязен? Ну, да, если не мыться». Благодаря преподавательской предусмотрительности все ученицы перед уроком выполнили необходимые гигиенические процедуры, и грязь осталась только в мыслях. А я… как в повидле утонул. То место, где меня с чувством принимали, имя прямой кишки могло иметь исключительно в другой, грубой и неприятной галактике, ее от меня отгораживали миллионы лет и парсеков. Сейчас нахальная девица, в чьем менталитете сызмальства закладывалось брать и повелевать, самым дерзким образом брала меня и повелевала там оставаться.

А то я типа куда-то собрался. К тому же, поглотившие недра как бы намекали, что они — только прелюдия, что имеется еще нечто, ничуть не хуже. Оно меня тоже ждет и тоже поприветствует не менее жаркими объятиями.

Но это «что-то» ждало меня и в другом месте. На ноги капнуло ледяной изморосью. Затем еще одна морозная капля сорвалась со сдвоенного клинышка низа Кристины. Бомба попала в цель, Ефросинья забылась как недавний сон, Клара вылетела из головы вместе с поворотом головы к месту главного действия.

Прошедшая воду и огонь Кристина торжественно опустилась коленями на траву вокруг моего живота. Шальные глаза жили своей жизнью, глядя одновременно внутрь и везде, рот приоткрылся, выскочивший язычок сотворил быстрый круг. Край губы прикусили белые зубки. Ладошки стыдливо прикрыли от моих направленных снизу глаз взволнованный разрез — снова стыд. Слов нет. Что за метания по синусоиде? Что за дурья девичья блажь: «Разрешаю тебе все, но ни в коем случае не смотри, я такая стесняюся!» Боятся показать то, что не боятся сделать, и ведь это лишь частный случай нередкого поведения. Поспрашивайте или покопайтесь в закромах памяти: видели нечто из этой серии? Ответ удивит.

Варвара заговорила:

— Поселила Алла-предусмотрительница, да простит Она нас и примет, человека в саду райском и заповедала человеку: от всякого дерева можешь есть, а от древа познания добра и зла не ешь, но не потому, что умрет тогда человек, а в день, в который вкусит запретного, откроются глаза его, и станет он знающим добро и зло. Кончится детство, отпустит его родительница из домашнего уюта райского добывать хлеб свой насущный и за поступки свои отвечать. И заповедует: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте.

Кристина слушала, не шевелясь, как загипнотизированная. До сих пор она храбрилась, подгоняла себя, теперь застыла камнем. Воцарившаяся тишина секла уши плетками. Завороженные царевны глотали происходящее глазами и напряженно ждали, белые тела окружали сцену, как лепестки центр цветка, в несколько рядов. Над тычинкой зависла прилетевшая за медом пчела. Лепестки грозили сомкнуться от любопытства.

— Все хорошо?

Успокаивающий тон Варвары вернул Кристину в действительность.

— Хорошо.

Да, хорошо. Просто слишком. Так хорошо, что хочется немедленно переступить рубеж вменяемости и сбежать за грань.

Но я и так за гранью, дальше некуда.

Варвара опустилась на меня позади Кристины, еще одни бедра поцеловались с моими.

— Опустись немного, — приказала преподавательница, надавливая руками на плечи.

Кристинины ладони осторожно уперлись мне в грудь. Пульс — пулемет. Глаза — Екатерининские пятаки: большие, ненормально круглые, словно увидели черта. Собственно, по местной классификации я и есть черт, просто скрытый, но Кристина увидела черта в себе. Расширившиеся зрачки смотрели внутрь, ее скрытый чертик был дерзким, но трусливым.

— Все-таки башня не по моей вотчине, — с внезапным страхом оценила Кристина мрачную колонну.

— Неправда. — Варвара потянула ее назад, усадив себе на колени перед предметом сомнений. — Это самый подходящий размер.

Кристина помотала головой:

— Все равно, в озере он был намного меньше. В разы.

— А когда играли в человолков?

— Уже тогда казался огромным.

— Примеривалась? — хмыкнула Варвара.