Урок ловиласки

— Об этом и говорю, — вернулась к теме преподавательница. — Поза лежа действительно лучше, но не для царевен. Недавно объясняла про мужские и женские позы. Для царевны лежать унизительно, потому — даже не рассматриваем. Хотя с точки зрения результата…

Вместе с Варварой улыбнулись все — поняли намек.

Тоже поняв и осознав, Кристина смело глянула вниз. Белые паруса рвались от внутреннего смерча, взметаясь на грудной клетке. Темные завитки совсем почернели и свисли, как усы старого казака. Красные хризантемы на парусах рвались в небо, кудряшки липли к ним черными змеями и сворачивались в клубки, жалили внутрь и опасно угрожали наружу.

— Успокойся, — продолжала нянчиться Варвара, постепенно теряя терпение. — Это не страшнее воды и огня.

Кристина очень хотела успокоиться, делая для этого все, что могла. Полубезумный неживой взгляд встретился с моим, а похожие на трепещущую бабочку губы вновь приоткрылись и словно спрашивали что-то.

— Не бойся, — сказал я.

Боже, зачем я это сказал? Зачем вообще открыл рот, кто я такой?! Зачем я здесь?! Даже по-другому: почему я еще здесь?!

Нет ответа. И не будет. Потому что я вещь. Пособие. И должен выполнить свою роль.

Должен?! Кому? Что должен? Ничего никому не должен. Я — человек. Свободный и равноправный. Со своим внутренним миром и своими принципами. Я хочу делать только то, что сам считаю нужным.

А чего я хочу? Низведенного до уровня вещи, меня поместили в условия, в которых хочется оставаться вещью. Мне нравилось быть пособием. Пособию плевать на принципы и внутренний мир, для него их не существует. Пособие должно показывать и учить. Я хочу показывать и учить. Удаляем из уравнения лишнее, получаем ответ: я — пособие. Желания у меня те же. Сейчас. Потому что сейчас у нормального человека с прежде здоровой психикой не могло быть других желаний.

Варвара — достойная ученица мамы-интриганки. Аплодисменты, переходящие в овации.

— Я не боюсь, — ответила мне Кристина.

Окаменевшие мышцы надо мной чуточку размягчились. Литой металл растекался, будто расплавленный, становясь ватным. Превращался в пух. Невесомый, обманчивый и заманчивый.

— Расслабься, — зашептала Варвара из-за Кристининой спины, вливая в нее дополнительные силы и волю, — все хорошо. Просто отрешись от всего. Закрой глаза, прислушайся — и стань как окружающее ничто. Теперь снова открой — и увидишь, что все по-прежнему. Ничего не изменилось. А впереди только лучшее. А теперь открой себя. Открой миру. Откройся тому, что должно произойти, тому, ради чего все это. Пожалуйста. Просто решись.

Магия успокаивающего шепота сработала. Камень стал воском, земля — водой… и огнем одновременно. Все стихии сошлись разом и перевернули ставший маленьким и карманным переменчивый мир. Кристина решилась. Направляющая рука Варвары помогла. «Безумству храбрых поем мы песню!» Комета «желание» обзавелась хвостом «неудержимое», затем мгновенно переименовалась в «вожделение» — с хвостами «дикое», «сумасшедшее», «неуправляемое» — и обрушилась на радующийся в ночи город разума, возомнивший о величии. Город был стерт. В порошок. Осталась пустая дымившаяся воронка. Кристина была здесь — вся, живая, настоящая, я ее видел и чувствовал…но ее здесь не было. Не было той забавной особы, имевшей звания царевны, дочери, ученицы и так далее. В самом деле, какое может быть имя или звание у бесконечности, что включает в себя всё? Теперь она была — всё. Единственная и всеобъемлющая. Остальное было где-то и было больше, но оно было не с е й ч а с.

Сейчас было только сейчас. Даже не так. Никаких «только». Никаких «было». А также «есть», «будет» и прочего. Сейчас — и всё.

Сейчас — это всё. И ничего больше. И меньше. И вообще.

Сейчас. Да. Да! Сейчас!!!

Все другие радости жизни, все счастья мироздания — они остались теми же, ничуть не изменившись. Где-то. Но новое чувство, превышавшее всё вообразимое прочее, взметнулось знаменем нового мира, зарей нового ощущения.

Кристину жгло — но она не замечала.

Кристину выгибало — но так и должно быть.

Кристину качало — но только так и надо. Так и задумано природой. Меня будто смыло за борт с комфортабельного лайнера и закрутило, понесло, швыряя о волны и каменные рифы. Без воздуха, без сознания, с раздираемыми легкими, открытым ртом, вцепившимися в траву одеревеневшими пальцами, дергающимися ногами и уголками глаз. Со сладостно-смертельным оскалом на перекошенном лице. С перехваченным дыханием в горле и выпученным кадыком, запрокинутой, бьющейся назад головой и всклокоченными волосами…

Живой утопленник в океане счастья.

Украденного счастья. Не моего. Не желанного.

Но.

Моего. Желанного, и еще как. Пусть присвоенного, но ставшего моим.

Вот такие пироги с котятами.

Еще в древнем Египте сформулировали: «Не рассчитывай на завтрашний день пока он не наступил, ибо никто не знает, какие беды этот день принесет». Ныне мне не нужен завтрашний день. Сегодня было и вчера, и завтра. Сейчас превратилось во всегда. Время бумкнуло, заскрежетало и остановилось. Часы заскрипели и замерли. Стрелки — просто осыпались, будто песок. Цифры исчезли.

Всё.