— Хороши. Майя в Чапиной рубашке. Одна только юбка на Чапе, за которым так любопытно наблюдать, когда он слазит с высокого дерева. Вы почему в таком виде?
Покрасневшая до кончиков волос Майя открыла рот, я перебил:
— А вы почему в таком виде?
Начальственный тон подействовал. Девушка вспомнила о временно установленной субординации.
— Вечером с запада на восток прошло трое рыкцарей, — сообщила Варвара. — Утром они возвращались с востока по склону горы той дорогой, которой вчера пришли мы. Еще несколько разбойников показались в этот момент на западе, тоже высоко, путь оставался только вниз. Тут мы увидели ваш сигнал. Я подумала: они ищут девочек, а человолков боятся. Почему не пустить пыль в глаза?
— Умница! — воскликнул я.
— Вообще, это была моя идея, — раздалось сбоку.
К нам потихоньку подтягивались принявшие обычный вид ученицы. Некоторые смущенно опускали лица, другие, наоборот, глядели с вызовом.
Девочка, чью мысль присвоила Варвара, смотрела укоризненно. Прямой взгляд был смел и говорил о решимости всегда стоять на страже справедливости. Не склонное к полноте тело прекрасно уживалось с припухлыми щечками, которые не ввалились даже в плену. Отчекрыженное ножом каре темных волос заканчивалось чуть ниже ушей. Молодец. Не все рискнули в плену драгоценными локонами, продолжая мучаться с ними.
— Амалия, это не важно, — отмахнулась Варвара. — Мы сделали это!
— Молодец, Амалия, — восстановил я справедливость. — Побольше бы таких идей. Может, придумаешь, как в полевых условиях вылечить перелом?
— Какой перелом? — напряглась Варвара. — У кого?
— Здесь апельсины! — донесся ликующий вопль.
Кто-то нашел оставленное мной и недоеденное Майей.
— Поделите на всех и ешьте, — крикнул я в ту сторону. Потом к Варваре: — Кристина подвернула или сломала ногу.
— Готовы? — в тот же миг обернулась она к ученицам. — Выдвигаемся!
Кажется, у меня забирают лидерство. С одной стороны, это хорошо, меньше ответственности, больше соответствия местным традициям. С другой — мой опыт выживания в полевой жизни на порядок превышает опыт девчонок.
— Издали мы выглядели настоящей стаей, — продолжила Варвара хвастаться подвигами. — Передвигались на четвереньках.
Мне продемонстрировали расцарапанные грязные ладони. То же самое сделали еще несколько царевен. Все были в восторге от удачно закончившегося приключения.
— Одежду в свертках несли, прижимая одной рукой. Было сложно, — гордо продолжила Варвара. — Но мы справились. Увидев стаю на марше, рыкцари отступили.
— С человолками никто не связывается, — подтвердил я.
— На это мы и рассчитывали.
Довольная Варвара бодро вышагивала рядом со мной, иногда криком подгоняя девочек. Некогда на ум пришло сравнение ее с быстроходным фрегатом, равно готовым как сразиться с вооруженным до зубов линкором, так и броситься от него наутек, но никогда не дать спуску ни одному более мелкому, чем сама, суденышку. Ничего не поменялось. Кроме взгляда. Покровительственно-колючий раньше, теперь он стал у девушки вдумчиво-осторожным, примеривающимся, прощупывающим. В данную секунду он был ироничным, в очередной раз упав на мою голую грудь. Губы ехидно растянулись:
— Как же получилось, что Майя уснула без штанов, а проснулась в твоей рубахе?
Майя шла сзади, но все слышала:
— Думали, что это последний миг жизни!
— Извиняемся, что заметили вас слишком рано, — съязвила Варвара. — Нужно было дать еще часик.
— Ты все не так понимаешь!
— Неважно, как я понимаю. Не оправдывайся.
— Да, Майя, — серьезно поддержал я. — Никогда не оправдывайся. Не унижай себя. Пусть думают, что хотят. Мы-то знаем правду.
Майя вздернула носик и величественно понесла его, глядя на подруг свысока. На нее стали смотреть уже не жалостливо, как на предмет придирок Варвары, а завистливо.
Правильно говорят, счастье — внутри нас. Чтоб жить и радоваться, нужно всего две вещи: во-первых, жить, во-вторых, радоваться. Ферштейн?
Часть седьмая
И вот теперь…
Легкий босой топоток принес курносое создание к сцене — освободившейся, с отмытым и подготовленным инструментом. Предыдущая практикантка уже взгромоздилась на свое прежнее место. Поджав губу, Антонина в отрешенной задумчивости резко вдохнула полной грудью, подскочившей от неожиданности, а выдохнула уже спокойно и вполне удовлетворенно. Облизала губы. С превосходством оглядела других, не столь смелых.
Я смотрел на Майю. Ее отделяли от меня всего два шага.
Раз.
Два.
Третий — ногой через живот. Крепкое тельце заискрило от внезапного касания, как садившийся самолет о вышку диспетчерской. Вышку качнуло, самолет взмахнул крыльями, выравниваясь по горизонту, и пошел на второй заход. Из люка, помахав на прощание ручкой, выпрыгнул пилот. Лайнер садился на автоматике. Надвигался неотвратимо и бесконечно долго, как в замедленном кино.
Все замерло. Самолет вспорол фюзеляж и застыл недвижимо. Глаза-иллюминаторы смотрели в мои, и вместе с моими смотрели сквозь себя туда, где искрило, жгло и дымилось. Словно паяльником водили в куске канифоли.
Немыслимо. Невыносимо. Непередаваемо. Не-не-не-не-не и еще сто тысяч таких же «не».