Уроки химии

– Кстати, об этом, – сказал он, тряхнув рукой. – Еще один бонус. Я добился выделения средств на ваше дальнейшее образование.

– Серьезно? – переспросила она. – Гастингс профинансирует мою аспирантуру?

Донатти встал с места и потянулся, высоко задрав руки над головой, словно только что вышел из спортзала.

– Нет, – ответил он. – Речь о том, что вам, на мой взгляд, пригодятся навыки стенографистки. Нашел для вас заочные курсы. – И он протянул ей брошюру. – Прелесть в том, что заниматься можно в свободное время, хоть дома.

С учащенным сердцебиением Элизабет вернулась к своему столу, захлопнула папки и направилась прямо в дамскую комнату, где заперлась в самой дальней кабинке. Гарриет как в воду глядела. Что же теперь делать? Впрочем, погрузиться в раздумья не получилось: из соседней кабинки донесся стук.

– Эй? – окликнула Элизабет.

Стук прекратился.

– Ау? – Элизабет снова подала голос. – Вы в порядке?

– Не вашего ума дело, – услышала она в ответ.

Помедлив, Элизабет все же предприняла еще одну попытку:

– Может, вам нужно…

– Оглохла, что ли? Отцепись от меня, черт возьми!

Голос показался знакомым.

– Мисс Фраск? – спросила она, вспомнив, как много лет назад, после смерти Кальвина, сотрудница отдела кадров устроила ей экзекуцию. – Это вы, мисс Фраск?

– Кому, черт побери, там неймется? – гремел воинственный голос.

– Элизабет Зотт. Сектор химии.

– Мать честная. Зотт. Принесла же нелегкая.

Обе надолго замолчали.

Последние четыре года мисс Фраск, ныне тридцатитрехлетняя, всеми правдами и неправдами добиваясь продвижения по карьерной лестнице, испробовала все: направо и налево расхваливала преимущества Гастингса, шпионила за конкретными подразделениями, да так рьяно, что уже могла бы вести служебную рубрику сплетен под названием «Из первых уст», но так и не добилась повышения. Зато в начальники получила нового сотрудника – паренька двадцати одного года от роду, вчерашнего студента, который только и умел, что плести цепочки из канцелярских скрепок. А Эдди – тот геолог, которому она через постель доказывала свою пригодность на роль законной жены, два года назад ее бросил, прельстившись девственницей. И наконец, последняя пощечина: сегодня ее новый босс-молокосос вручил ей план личностного развития из семи пунктов. И первым пунктом значилось снижение веса на десять кило.

– И вправду вернулась, значит, – заговорила Фраск из своей кабинки. – Блудная дочь.

– Ну извини.

– С кобелем со своим лохматым?

– Без.

– Все мы рано или поздно прогибаемся под систему, верно, Зотт?

– Он после обеда занят.

– Подумать только: у нее кабыздох после обеда занят. – Траск закатила глаза.

– Ребенка из школы встречает.

Фраск поерзала на стульчаке. Точно: у Зотт же нынче ребенок.

– Мальчик? Девочка?

– Девочка.

Фраск потянулась к рулону туалетной бумаги.

– Соболезную.

Сидя в своей кабинке, Элизабет рассматривала кафельный пол. Она понимала, что Фраск имеет в виду. Перед началом первого для Мэд учебного дня она с отвращением наблюдала, как учительница, женщина с припухшими глазами и зловонным перманентом, пыталась приколоть к блузке ее дочери розовый цветок с надписью «АЗБУКА – ЭТО ВЕСЕЛО!».

– Можно мне голубой цветочек? – попросила Мадлен.

– Нет, – отрезала учительница. – Голубые – для мальчиков, а для девочек – розовые.

– Ничего подобного, – сказала Мадлен.

Учительница, миссис Мадфорд, перевела взгляд с Мадлен на Элизабет – к слову, очень миловидную мамашу – и попыталась определить источник дурного воспитания. А потом заметила неокольцованный безымянный палец. Вот и весь сказ.

– Ну и чего ради ты снова в Гастингсе? – спросила Фраск. – Выискиваешь себе в здешних коридорах нового гения?

– Ради абиогенеза.

– Ну конечно, – передразнила Фраск. – Завела старую пластинку. Прослышала, что толстосум твой объявился, и вуаля! Тут как тут. И знаешь что: ничего другого я от тебя не ожидала. По крайней мере, в этот раз богача себе присмотрела. Хотя, между нами, не староват ли он для тебя?

– Что-то не пойму…

– Ой, не юли.

Элизабет сжала челюсти:

– Не обучена.

Фраск призадумалась. И действительно. Юлить Зотт не умела. Все так же тупа и беспечна, как в тот день, когда Фраск намекнула ей на оставленный Кельвином прощальный подарок – подарок, который (как такое возможно?) уже достиг школьного возраста и поручен заботам собаки. Как время летит.

– Спонсор, – пояснила Фраск, – который выделил Гастингсу огромный грант для финансирования твоих работ по абиогенезу. Точнее, работ мистера Э. Зотта.

– О чем ты?

– Тебе ли не знать, Зотт. Короче, и богатей вернулся, и, хвала небесам, ты тоже. Сдается мне, в Гастингсе, где, на минуточку, три тысячи сотрудников, ты единственная женщина, которая не вкалывает секретаршей. В голове не укладывается. А ты все продолжаешь выдавать себя за мужика. Это же как надо опуститься? Кстати, знаешь, почему в институте нас, женщин, называют невыгодным вложением? Потому что мы постоянно увольняемся и рожаем детей. И ты – живой пример.

– Меня, вообще-то, уволили, – сказала Элизабет, чей голос наполнялся яростью. – Отчасти из-за таких, как ты, из-за таких женщин, которые угодничают…