Уроки танго

Владик сидел на подоконнике в пустой кухне и говорил по телефону с Рыжковым. Тот уже в который раз уговаривал его бросить свою Америку (слово «сраную» он больше не употреблял), остаться в Питере и пойти работать в его компанию. Ему был необходим математик Владькиного уровня, и он готов даже дать ему долю в бизнесе. «Ты себе представляешь, во что это может для тебя вылиться?! И работа интересная, и бабки будут клевые, и жить будешь дома, среди своих». Рыжков от возбуждения так кричал, что Владику пришлось отвести телефон от уха. Закончив разговор, Владик подумал, что, если разобраться, в словах Рыжкова, в общем-то, был смысл. Как бы ему ни было легко и благополучно в Принстоне, как бы его ни тянуло туда вернуться, все же Питер — это город, где прошли его юность и молодость — его лучшие годы. Город, который он безумно любит и которым не перестает любоваться. И главное — в котором живет Мила. А все то, что сейчас его стало в нем раздражать и на что он раньше никогда не обращал внимания: мрачная толпа, запах канализации на улицах, вонючие полутемные парадные, — все это мелочи, к которым он так же быстро привыкнет, как и отвык. Тем более, что он мог со всем этим вообще не сталкиваться, купив себе прекрасную квартиру в какой-нибудь элитной новостройке и даже с видом на Неву. Денег для этого на его счете в банке было больше чем достаточно. И если Мила не согласится с ним поехать, то, оставшись в Питере он, по крайне мере, будет с ней рядом. А там… Вода камень точит… Но с другой стороны, он принял предложение в Принстоне не из-за денег и не потому, что это один из известнейших университетов мира. Для него главным была наука, а заниматься ею в Принстоне было несравненно перспективнее и интереснее, чем в Питере, что бы ему там ни предлагал Рыжков. Похоже, что он поставил себя перед дилеммой, которую необходимо было решать, и довольно скоро. Он настолько ушел в свои мысли, что не заметил, как в кухню вошла Света.

— Опять на своем подоконнике, — с укором сказала она.

— А что поделаешь? Кстати, помните, мы с вами говорили о значимости окна в нашей жизни? Та к вот, у него есть еще одна неоценимая возможность. Например, если ты вдруг начинаешь понимать, что все, что ты видишь за своим окном, тебе уже так осточертело, что ты решаешь бежать из своего чулана. Я имею в виду, бежать навсегда, безвозвратно. То сделать это надо только через окно.

— Почему? — удивилась Света.

— Потому что через дверь нельзя — обязательно потащишься обратно. Делать надо так: дверь изнутри — на замок, ключи за печку — чтобы ходу обратно не было — и сигай через окно.

— Но если вы убежали… Ну вот… А потом начнете жалеть, тогда как?

— Тогда — беда, — развел руками Владик.

— А у вас беда? — встревоженно спросила Света.

— С чего вы взяли? У меня все прекрасно.

— А я думаю — нет, — Света для большей убедительности сильно покачала головой.

— Это еще почему? — нахмурил брови Владик.

— Зачем тогда вернулись?

— От вас, я смотрю, ничего не скроешь. А приехал я, чтобы с этой чертовой войной покончить.

— С какой это еще войной? — не поняла Света. — Мы давно уже ни с кем не воюем.

— Это вы не воюете, а моя война не прекращается.

— Чего?! С кем это? — спросила Света, даже прищурив глаза от удивления.

— Знаете что, Света. Уж коли у нас с вами пошел такой серьезный разговор, давайте я сварю нам кофе, и мы с вами посидим и побеседуем на жизненные темы.

— Я же говорила: я кофе не пью.

— Сделайте себе чай.

— Хорошо. Я еще печенья принесу. Вчера испекла.

Света поставила на плиту чайник и пошла в свою комнату за печеньем, а Владик стал готовить кофе. Уезжая в Питер, он решил взять с собой несколько пачек итальянского кофе «Lavazza», который очень полюбил в Америке. Каково же было его удивление, когда он узнал, что в Питере даже есть магазин «Lavazza», и не один.

Кухню наполнил густой аромат кофе. Света все еще не вернулась, и, когда кофе был готов, Владик, налил себе чашку и сел за ее столик. Глотая маленькими глотками кофе, он опять стал думать о Миле. После похода к Штольскому поговорить ему с ней так и не удалось, и хотя прошло всего несколько дней, но он боялся, что эффект от убедительных доказательств Николая Петровича уже развеялся и теперь ему опять надо будет начинать свои уговоры с нуля. «Ну что ж, — подумал он, — значит, буду уговаривать. А там посмотрим. В конце концов, есть Рыжков со своим предложением. Могу и здесь остаться. В Питере…»

Наконец, как-то неловко улыбаясь, появилась Света. Взглянув на нее, Владик понял причину и запоздания, и неловкой улыбки: она впервые за все время, что он ее видел, довольно неумело накрасилась. Краска явно портила ее по-девичьи нежное лицо, но Владик сделал вид, что ничего не заметил, и приветливо улыбнулся.

— Как вкусно пахнет ваше кофе, — сказала Света, поставив вазочку с печеньем на столик.

— Ваш кофе, — поправил ее Владик. — Кофе мужского рода.

— Хорошо — ваш. Какая разница, ну вот… Вы лучше рассказывайте про свою войну.

— Про какую войну? — не понял Владик.

— Как про какую? Вы же мне начали говорить, что с кем-то там воюете.