Читаем Уроки Толстого и школа культуры. Книга для родителей и учителя. Монография полностью

Уроки Толстого и школа культуры. Книга для родителей и учителя. Монография

Реакция толпы на появление мальчика передана устами одной женщины: «А какой миленький!». Но и это не способно переломить чувство гнева. Начало диалога отца с сыном сопровождается криками толпы: «Убить! Повесить! Застрелить мерзавца!». По мере того, как развивается диалог толпа стихает. Она становится безмолвным свидетелем разворачивающейся драмы, безмолвным, но не бездушным.

На ее глазах городовой преображается в любящего Отца, в мужественного Человека, идущего на смерть, пусть еще не понимающего своей вины перед народом, но ясно сознающего всю меру ответственности за судьбу сына. Своей просьбой убивать его не в присутствии ребенка он поставил толпу перед проблемой выбора, и она сделала первый шаг — одна женщина увела мальчика, а потом и второй — отпустила отца к сыну.

«Плачущий детский голосок», покачивающаяся с одной стороны на другую детская головка оказались сильнее ненависти и чувства мести.

Не сам по себе ребенок, а ребенок и отец сумели повернуть толпу к Божескому решению. На глазах у всех предстало Детство во всей его чистоте и непорочности, Отцовство с его сдержанной любовью.

Ребенок, оказавшись в эпицентре события, всколыхнул родовую память, обратил каждого из толпы («Отпустить, отпустить! — загремела толпа») к тому лучшему, что есть в человеке.

Ребенок не только спас отцу жизнь, но и помог ему почувствовать то сокровенное, что есть у него в жизни.

Смятением отца заканчивается рассказ:

«И гордый, безжалостный человек, за минуту ненавидевший толпу, зарыдал, закрыл лицо руками и, как виноватый, выбежал из толпы, и никто не остановил его» (42, 33).

Но в этом смятении — признаки новой жизни, начало преображения.

Читаешь рассказ и веришь, что разрушительная энергия погрязших в ненависти взрослых людей может быть побеждена Силой детства.

Этой силой детства был наделен Толстой, есть эта сила в каждом из нас. Такова, к счастью, человеческая природа, сохраняющая в себе, вопреки всем искажениям, «Божеское» начало.

Толстой — нравственный гений. Только очень предвзято относящийся к нему человек не почувствует его страданий за людей и силу его любви к миру и людям, его веры в добрую природу человека.

«В людях, — писал он, — существует стремление к человеческой (выделено Толстым. — В. Р.) жизни […] Вся история человечества — прогресс, в нем есть только уяснение сознания человечности, как закона […] Из этого я не могу не сделать того вывода, что мое служение человечеству, исполнение моей жизни (и вашей также) есть еще большее уяснение закона человечности для себя и для других людей […]» (63, 354–355; из письма к В. Н. Давыдову от 20 мая 1886 г.).

Всю жизнь Толстой раздумывал над сутью этой человечности и подчеркивал, что она только тогда жива, когда в каждом из нас не умирает «святое вечности зерно», не умирает память детства, сознание того, что детская чистота восприятия мира и людей — это не прошлое, а постоянно живущий в нас Божественный импульс. Важно только не заглушать его.

В письме Н. Н. Страхова к Л. Н. Толстому, написанном после 14 апреля в 1876 г., есть такие слова:

«Как справедливо, что чем выше и благороднее душа, тем светлее ее взгляд на мир, тем яснее она видит добро и красоту. […] Вместо того ужаса перед жизнью, который так хорошо выражает Шопенгауэр, вместо той возможности страдания и гибели, которою мы окружены со всех сторон и каждую минуту, Вы видите в мире Бога живого и чувствуете его любовь» [71].

Да, вот оно, драгоценное для нас признание Н. Н. Страховым того светлого начала, которое было в Толстом и о котором незадолго до смерти, обращаясь к юношеству с поэтическим завещанием, писал сам Толстой:

«Верьте себе, выходящие из детства юноши и девушки, когда впервые поднимаются в душе вашей вопросы: кто я такое, зачем живу я и зачем живут все окружающие меня люди? […] Верьте тогда не себе, известной личности, — Ване, Пете, Лизе, Маше, сыну, дочери царя, министра или рабочего, купца или крестьянина, а себе, тому вечному, разумному и благому началу, которое живет в каждом из нас и которое в первый раз пробудилось в вас и задало вам эти важнейшие в мире вопросы и ищет и требует их разрешения» (37, 63).