Сидевшая с левого краю Манька поначалу выставила свою прялку вбок, как щит, так, что та чуть не падала с лавки, не давая никому возможности пристроиться рядом, хотя бы стоя или на корточках. Правда, тут же оказалось, что работать так неудобно – кудель оказалась под левой рукой, и тянуть из нее нить было непривычно, а веретено так и норовило вырваться из правой руки и помешать сидящей рядом Софье. Когда девчонкам в третий раз пришлось распутывать нитки, обкрутившиеся сразу вокруг двух веретен, Манефа зашипела от злости, но прялку-таки переставила под правую руку, зато сама сдвинулась на самый конец лавки, так что сесть рядом все равно никому не удалось бы.
– Мань, вы чего сегодня такие? – рядом с ней присел на корточки ее младший брат Тимофей. – Случилось чего?
– Ничего не случилось. Отстань! – процедила сквозь зубы девчонка. – Не мешай, видишь – занята я.
– Ну, как знаешь.
Тимофей в ответ пожал плечами, поднялся и отошел к музыкантам, где, не обращая никакого внимания на надутые девичьи физиономии, вовсю распоряжался Артемий. То, что сестра прошипела вслед Тимохе, он не расслышал за пронзительными звуками рожка.
Маньку нежелание брата поддержать ссору почему-то еще больше разозлило. Она подтолкнула локтем Софью и кивнула на отроков:
– Видала?
– А то как же! – фыркнула в ответ Софья, покосившись в сторону мальчишек даже не ехидно, а с отвращением. – Витязями себя воображают…
Не понимая, чем они успели так досадить девкам, парни только плечами пожали, но подружки продолжали обсуждать их, не понижая голоса:
– Ага, кольчуги начистить да на конях красоваться – это они завсегда… А у самих порты обделанные! – скривилась Манька.
Вот этого Тимофей спустить уже никак не мог. Сестра не просто капризничала, а прямо-таки позорила его перед друзьями. Тимоха снова повернулся к девкам.
– Ты чего несешь, дура? Постыдилась бы…
– А мне-то чего стыдиться?! – немедленно взвилась та. – Или ты уже себя мужем смысленным вообразил, чтоб мне тут указывать? Па-а-адумаешь, указчик… Сопли вытри!
– Совсем сдурела… – Тимоха, хоть и сжал кулаки, но все еще сдерживался, не понимая, что происходит с сестрой.
– Что, не нравится правду слушать?!
– Манька, заткнись, последний раз добром прошу!
– А то что? – Манефа отпихнула прялку в сторону – как раз в бок охнувшей от боли Софье, вскочила с лавки, по-бабьи уперлась кулаками в бока, смерила младшего брата (не велика разница – в год, но все-таки) презрительным взглядом и почти выплюнула ему в лицо. – Порты сперва смени, витязь! А то мы не знаем, как вы за болотом… в штаны наложили! Витязи сопливые в портах засра… – закончить она не успела, так как покатилась кубарем от братской оплеухи прямо под ноги своих подруг.
– Ополоумели вы сегодня, что ли? – недоуменно вопросил Тимоха, глядя, как загалдевшие девки выбираются из образовавшейся кучи-малы. – Вот дуры блажные…
Как раз в это мгновение Артюха, занятый с оркестром и не обращавший внимания на семейную перепалку брата и сестры у себя за спиной, повернулся к девчонкам, привычно взмахнул руками и – с самыми благими намерениями! – скомандовал:
– Запе-вай! – и ошарашенно замер, так как ответом ему послужил дружный вой разъяренных девиц, мало похожий на пение.
Тимоха хоть и разбирался с сестрой «по-братски», но не учел, что остальные-то девки ему тоже родня, да и старания наставниц сплотить девичий десяток даром не пропали: вскочив на ноги и не тратя более времени на скандал, они гуртом кинулись на мальчишку. В следующий миг Тимофея и двоих его приятелей, успевших подскочить на помощь, окружила разъяренная девчачья орава, жаждущая вцепиться обидчикам в волосы, выцарапать глаза, разодрать рожи и вообще – отомстить. За поругание и еще за что-нибудь – не важно.
Строгий приказ наставников – руки не распускать и девиц не калечить – никто не отменял, а братская оплеуха Тимофея в счет не шла. Парни, к счастью, не растерялись, и выстоять втроем против ошалевших девок могли достаточно продолжительное время без большого ущерба для себя, особо не утруждаясь, а только отмахиваясь, чтобы, не приведи Господи, не пришибить кого из «любящей родни».
Ни девки, ни тем более отроки не догадывались, что Анна заранее предполагала именно такую реакцию своих подопечных на весьма болезненный для них разговор. Более того, она сама спровоцировала ее, упомянув про песни, и потому сразу после ужина успела переговорить с Филимоном, а тот предупредил наставников, чтобы не вмешивались сразу, что бы ни происходило: девицам определенно требовалась хорошая встряска.
Дальше события покатились стремительно, как пущенная с крутой горы телега.