Уровень 2

Когда Дин вернулся вечером, ошарашенный перспективой суда и возможного наказания, то его уже ожидала небольшая толпа. Некоторые особо предприимчивые, не желая расставаться с заготовленными в качестве платы вещами, просили его дотронуться до них прямо тут, на улице, и выложить всю правду матку. Они бы и сами схватили Дина за пальцы, но тот, как обычно, был в перчатках.

Это была совсем не та популярность, на которую он рассчитывал.

Тем более, что правда далеко не всегда бывала приятной. Бывало и так, что посетитель вскакивал, гневно сверкал глазами на хозяйку, обзывал Дина шарлатаном и выходил, хлопнув дверью, объявляя остальным ожидающим на улице, что верить этому мошеннику совершенно нельзя. На размере очереди это, однако, никак не сказывалось.

– А вы знаете, что нас… меня собираются судить? – уточнил он у своей хозяйки между делом.

– Та… об этом весь город говорит, – отмахнулась она, словно речь шла о какой-то несущественной ерунде.

– И что говорит город? Приговор то будет выносить, как нам Эрлик сказал, общее собрание жителей. Нас приговорят к… чему-нибудь страшному?

– Того, кто виноват, приговорят и изгонят. Но тебе ничего не грозит, мой мальчик, поверь мне.

– Эт…т…то почему? – удивился он

– Сам видишь, – она кивнула на людей на улице, – Ты для города ценен. Кто ж такого выгонит? Решать то им. Тем, кому ты сейчас гадаешь.

Дин хотел уточнить, дескать, а как же правосудие? Разве можно оправдать человека только потому, что он нужен людям? Но тут же спохватился: ведь он действительно же ни в чем не виноват. Какая разница на основании чего будет вынесено решение, если его объявят невиновным и оставят на свободе?

Только вот кого тогда объявят виноватым?

Илья

Надо сказать, прогулка по тундре его доконала. Перед товарищами он еще держался, но когда шел один, то его изрядно пошатывало. Илья и без того был простужен из-за ночевок под открытым небом, а холодный ветер ледникового периода выстудил его насквозь так, что и горячий душ не помог. Он с тревогой подумал, что так и воспаление легких можно подхватить. В этом городе, при отсутствии антибиотиков, это будет приговор. Жар у него сейчас точно был. Тридцать восемь, как минимум.

Он плелся по улице, когда неожиданно наткнулся на относительно молодого человека в черной рясе с небольшой вязанной черной шапочкой на голове. Тот в самодельной тачке вез тяжелый кусок старой каменной кладки. Увидев Илью, священник остановился, вытер со лба пот и поздоровался.

– Вам же нельзя со мной говорить, – равнодушно заметил Илья, намереваясь пройти мимо.

– Я не разделяю мнение нашего старосты о заблудших душах. Каждый достоин спасения, – улыбнувшись ответил тот. На фоне черной жиденькой бороды, на лице человека в рясе больше всего были заметны большие смеющиеся голубые глаза. При всем негативном отношении Ильи к религии, этот мужчина неприязни почему-то совсем не вызывал.

– Спасение в мире мертвых? Странные у вас представления.

– Это не мир мертвых. Скорее чистилище. Место, где человек делает выбор куда его душа дальше направится. Спасти себя никогда не поздно, – все также улыбаясь, мягко ответил тот, и неожиданно протянул руку. – Пантелеймон.

Жест был какой-то совершенно не поповский. Те все чаще протягивали ладонь для поцелуя, но здесь было явно приглашение для рукопожатия.

– Илья. Но ваших идей я не разделяю, должен сразу сказать, – он пожал протянутую руку.

– Ваше право. У каждого свой путь к богу, – не прекращая улыбаться, пожал плечами Пантелеймон, подхватил тачку и с трудом покатил свой груз дальше.

– Куда вы это тащите? Неужели думаете сложить храм в одиночку? – не выдержал Илья. – И почему вам никто не помогает? Неужели тут нет больше ни одного верующего?

– Может и не успею за свою жизнь сложить, но верю, что найдется кто-нибудь, кто продолжит дело. Заблудшим душам нужен свет. Пусть они его пока не видят, но, когда храм будет достроен, хоть кто-нибудь, да придет в него, – прокряхтел священник, не останавливаясь.

Илья с удивлением посмотрел ему вслед. Странный человек. На сумасшедшего совсем не похож, но и нормальным его назвать трудно.

Илью знобило так, что даже когда он привалился к горячей стене кузницы, все равно было холодно. Бесформенная грязная тряпка, бывшая когда-то пиджаком, еще не высохла и теперь не годилась даже на то, чтобы ей накрыться.

– И ведь ни одной картонной коробки во всем городе. Совершенно неприспособленное для бомжей место, – проворчал он, стуча зубами.

За кузницей раздались шаги и из-за угла появилась Снежана.

– Не спишь еще? – спросила она.

Илья промолчал. Самый глупый вопрос, который можно было задать.

– Я тут подумала… если у тебя остался дар… ну хоть чуть-чуть – с Ксанкой ты же что-то такое делал —то может ты попробуешь помочь еще одному человеку?

– Кому именно и что с ним? – тяжело вздохнув, проворчал Илья. Вставать и куда-то идти совершенно не хотелось. Его отчаянно клонило в сон и только озноб мешал отрубиться прямо сейчас.

– Это ребенок. Он встретился с блуждающей красной комнатой.

– С чем?!