Усадьба ожившего мрака

Замигала лампочка под потолком. Завибрировал и с пронзительным звоном треснул сначала один железный хомут, потом второй и третий. Металлические клепки, их скреплявшие, разлетелись во все стороны, как пули. Митяй прикрыл голову руками. Сева остался стоять истуканом. И это чудо, что его не задело! Дуракам везет. А влюбленным дуракам, наверное, везет вдвойне.

Как только ослабли железные путы, Сева бросился вперед, столкнул стеклянную крышку, обхватил Танюшку за плечи. Так и стоял, не шевелясь, склонившись над хрустальным гробом и своей проснувшейся царевной. Ему простительно, он влюбленный дурак. Но Митяй был начеку. Там, наверху, что-то происходило. Кажется, фрицы готовились к атаке. И если они не поторопятся, будет несдобровать.

Он так и сказал. Похлопал Севу по плечу, смущенно улыбнулся Танюшке, а потом сказал:

– Ребята, если мы сейчас не свалим, нам хана!

Из гроба Танюшка попыталась выбраться сама. Может, и выбралась бы, но не быстро. Поэтому Сева просто подхватил ее на руки. Пригодилась силушка богатырская! А дальше план был прост и незамысловат. Мимо беснующегося упыря в пролом, по подземному переходу в оранжерею. Куда и как дальше? Митяй не знал, но упрямо продолжал надеяться на фарт. Куда-нибудь… Как-нибудь…

В камере с упырем Танюшка вдруг заупрямилась.

– Сева… Сева, отпусти меня!

И снова голос ее звучал то ли в камере, то ли прямо у них в головах.

Сева послушался, осторожно поставил Танюшку на каменный пол, но держать продолжал крепко. А упырь вдруг перестал бесноваться, затих и потянулся к Танюшке, до предела натягивая цепь.

– Осторожно! – Митяй, не особо церемонясь, дернул Танюшку назад, подальше от упыря. – Он кусачий!

– Я знаю. – Она всматривалась в уже почти потерявшее человеческие черты лицо.

– Тогда хватит любоваться на него, как на картину! – Митяй начинал злиться. Он всегда злился, когда нервничал. А повод был: снаружи наступила подозрительная тишина. Такая тишина бывает перед началом штурма. Или когда враг затеял какую-нибудь очередную пакость. – Сева, хватай и ее и валим!

– Вы идите, а я сейчас. – Танюшка не сводила взгляда с упыря. – Идите, я вас догоню.

А потом взгляд ее сместился с упыриной морды на упыриные оковы, и Митяй начал понимать, что она задумала. Нет лучшей защиты от фрицев, чем спущенный с цепи голодный упырь. Остается лишь один вопрос. Что станет с тем, кто спустит упыря с цепи?

– Ничего. – Танюшка пожала плечами. Это МИтяй вслух спросил, или она мысли прочла? – Он меня не тронет.

– Откуда ты знаешь? – Этот вопрос они с Севой задали одновременно.

– Я знаю.

Танюшка обернулась. Синеву в ее глазах на долю секунды снова поглотила чернота. И Митяй вмиг поверил не только в упырей, но и в ведьм.

Во что поверил Сева, он разбираться не стал, подтолкнул друга к провалу в стене, велел:

– Давай! Ты первый, а я следом. Да шевелись ты! Она справится!

Сева упирался, и Митяй подумал, что было бы неплохо, если бы Танюшка на него как-то повлияла. Ну, протолкнула бы в пролом силой мысли или заставила повиноваться. Идея была любопытная, но Танюшка, похоже, решила действовать по-человечески. Некоторые, даже став ведьмами, не перестают быть глупыми девчонками.

– Сева, не беспокойся за меня. Я справлюсь.

Наверное, она все-таки использовала что-то такое колдовское, наверное, слова эти были для усыпления бдительности, потому что Сева скрежетнул зубами и полез в пролом. Митяй тоже не стал терять время, полез следом. Обернулся он, лишь оказавшись по ту сторону. Вовремя, чтобы увидеть, как сами собой разжимаются кандалы и железный ошейник, отпуская упыря на волю. Сердце перестало биться, в тот самый момент, когда упырь ринулся к Танюшке. Оно замерло на бесконечно долгие мгновения противостояния человека и нежити. Или ведьмы и нежити? Как бы то ни было, а победа осталась за Танюшкой. митяю не пришлось лезть обратно в камеру, чтобы спасать эту отчаянную девчонку. Сама разобралась.

А как только разобралась, бросилась к пролому. Ей помог Сева, втащил в подземный ход, прижал к себе. Митяй уже было испугался, что эти двое снова начнут обниматься-миловаться, и ему придется вмешиваться. Но вмешался не он, вмешались фрицы. Лязгнула, распахиваясь, дверь, послышались громкие голоса и топот армейских сапог по каменной лестнице. Похоже, начался штурм…

Они были уже у лаза, ведущего на волю, когда до них докатилось эхо, сотканное из криков боли и ужаса: спущенный с цепи упырь добрался до своих мучителей.

А Митяй, Танюшка и Сева, наконец, добрались до оранжереи.

Снаружи было холодно и влажно. От Гремучего ручья на усадьбу наползал туман, укрывал все плотным пологом, приглушал звуки. Сева стащил с себя куртку, накинул ее на Танюшкины плечи, но Митяй понимал – одной куртки явно мало, когда ты босая. Или Танюшке сейчас все равно? Чувствует она вообще хоть что-нибудь после трепанации, после недель, проведенных в подземной лаборатории фон Клейста? Он не стал спрашивать. Не было у них времени на разговоры. А ему еще нужно найти батю. Без бати он никуда из этой чертовой усадьбы не уйдет!