Ущелье дьявола

Прошло три или четыре дня в развлечениях, которые, благодаря гению изобретательности Самуила, отличались невероятным разнообразием. Он умел из всего извлекать пользу: из леса и реки, из деревни и замка, из науки и удовольствия, из мечты и жизни. Из Гейдельберга приходили известия, которые невероятно радовали студентов, обосновавшихся в Ландеке. Один из фуксов тяжело захворал как раз в то время, когда свершалось переселение. Болезнь задержала его тогда в Гейдельберге. Поправившись, он тотчас присоединился к своим товарищам. Он нарисовал самую мрачную картину покинутого Гейдельберга. Улицы были пустынны, мертвое молчание воцарилось над про`клятым городом. Днем – безмолвие, ночью – тьма. Торговцы печально закрывали свои лавки и оставались наедине со своими женами и товарами. Профессора, которым некому было читать лекции, со скуки принялись дискутировать между собой. И все эти науки профессоров, все кожи и материи купцов, все вина трактирщиков, вместо того чтобы занимать мозги, плечи и глотки – кисли в лавочках и на бездействующих кафедрах.

Профессора и торговцы, в конце концов, начали ссориться между собой, возлагая друг на друга вину за это переселение. Зачем торговцы обидели Трихтера? Зачем профессора подвергали осуждению Самуила? Приближалась минута, когда академическая кафедра вступит в рукопашную с лавочниками. Эти новости только удвоили восторг студентов, а Самуил, для того чтобы отметить это особенным образом, в тот же вечер устроил роскошный фейерверк, подготовкой которого занимался уже три дня. Он установил потешные огни на другом берегу Неккара. Нет ничего красивее зрелища огненных букетов, отражающихся в воде. Фейерверк получается двойным: один в небе, а другой в воде.

Весь Ландек собрался на берегу, кроме Христины и Гретхен. Но Самуил умело выбрал место, так что обе упрямицы волей-неволей могли наблюдать огненную картину, которая была прекрасно видна и из замка, и из хижины. Гретхен и в самом деле увидела огни. Она побледнела и пробормотала: «Неудивительно, что дьявол забавляется огнем». Она в ужасе заперлась у себя в хижине и даже закрыла глаза руками, чтобы не видеть отблесков, озарявших окна и стены хижины. Все, что напоминало Самуила, приводило ее в ужас.

И Христину тоже пугало все, что говорило о Самуиле. Привлеченная на балкон яркими сполохами фейерверка, она стояла там, раздумывая о необъяснимой сдержанности Самуила и об увлечении Юлиуса этой бурной жизнью. Она была вынуждена признать справедливость слов Самуила о слабой и колеблющейся натуре ее мужа. В этом молодом мужчине оставалось еще много детского. Она была уверена, что в эту минуту он, очарованный фейерверком, рукоплескал Самуилу. Христина чувствовала, что Юлиус отдаляется от нее. Что сделать, чтобы его удержать? Она решила сама не принимать в происходящем никакого участия. Но надежное ли это средство? Ведь если сама она не будет с ним, то этим может приучить обходиться без нее. Он и привыкнет к той мысли, что жена сама по себе, а веселая жизнь сама по себе. Не лучшие ли им быть всегда вместе? Не благоразумнее ли будет с ее стороны отдаться забавам и развлечениям вместе с мужем, так, чтобы он не отдалялся от нее?

Бедная Христина спрашивала себя: что мешает ей присоединиться к развлечениям Юлиуса? Что в этом дурного? Возможно, Самуил будет торжествовать оттого, что заставил ее уступить. Ну и что с того? Самуил, очевидно, один из тех людей, которых препятствия раздражают, и значит, чем больше она будет сопротивляться, тем больше ожесточит его. До сих пор он, однако, держал свое слово и не делал попыток увидеться с ней. Хорошо ли она поступила, что написала барону Гермелинфельду? Не переменить ли ей тактику? Сопровождая мужа, она вдвойне выиграет: возродит любовь Юлиуса и погасит ненависть Самуила.

В тот же вечер Христина дождалась возвращения Юлиуса, очень мило и ласково его встретила и попросила рассказать, как он провел день. Он не заставил себя упрашивать.

– Значит, тебе было весело? – спросила она супруга.

– Очень весело! Самуил понимает жизнь!

– Ведь, кажется, на завтра назначена постановка «Разбойников»? – осторожно осведомилась Христина.

– Да, на завтра, – ответил Юлиус. – Ах, вот было бы здорово, если бы ты пошла со мной!

– По правде сказать, мне и самой очень хочется. Ты же знаешь, что Шиллер – мой любимый поэт.

– Вот и чудесно! – воскликнул обрадованный Юлиус. – Значит, на том и порешим. Завтра вечером я приду за тобой. – И он порывисто обнял Христину.

«Почти неделя прошла с тех пор, как он последний раз целовал меня с таким чувством!» – печально подумала Христина.

LII Генеральная репетиция