Ущелье дьявола

– Пойдем, пойдем домой скорее! – позвала Христина своего мужа.

– Сейчас, – ответил он, – только поздравим Самуила.

LIV Добродетель, направленная не туда

Увидев Юлиуса с Христиной, Самуил подошел к ним, все еще одетый в свой великолепный сценический костюм. Юлиус горячо пожал ему руки.

– Ты был великолепен! – воскликнул он. – Ты способен осуществить все, что захочешь!

– Ты полагаешь? – ответил Самуил с насмешливой улыбкой.

Христина ничего не сказала, но ее бледность, волнение и молчание говорили за нее. Юлиус, который искренно желал растопить лед между Самуилом и своей женой, отошел в сторону, чтобы поболтать с приятелями. Самуил остался наедине с Христиной. Он заговорил с той почтительной развязностью, под которой обычно прятал иронию.

– Графиня, примите благодарность за то, что удостоили присутствовать при одном из наших развлечений. До сих пор вы не хотели примириться с нами. А между тем ведь все это собственно для вас и устраивалось. Разве не вы пожелали этого? Разве не по вашей просьбе университет переехал сюда, к Юлиусу?

– О, – вздохнула Христина, – люди иной раз раскаиваются в своих желаниях…

– Вы раскаиваетесь в том, что заставили нас переселиться сюда? – сказал Самуил. – Разве эта сутолока уже наскучила вам? Тогда скажите одно только слово, и я уведу отсюда весь этот народ, точно так же, как привел его.

– Вы это сделаете? – с сомнением спросила Христина.

– Когда вам будет угодно – даю слово. К тому же подобные эскапады не должны затягиваться. Нужно, чтобы о них оставалось яркое воспоминание, как от молнии – блеснула и погасла… За всю эту неделю у нас не было ни минуты скуки. Но теперь нам пора уходить. Я освобожу вас от нашего присутствия… Надеюсь, однако же, что оно хоть немного пошло вам на пользу. Юлиуса нужно было расшевелить. Видите ли, графиня, ваш милый муж – это часы, а я при этих часах состою часовщиком! Вот теперь я их вам завел по крайней мере месяца на три.

– Господин Гельб! – прервала его Христина с укором.

– О, простите, я вовсе не думал вас обидеть, я все как-то не могу привыкнуть к тому, что правда может быть обидной. И, однако же, по общепринятым представлениям я был бы, наверно, невежлив, если бы, например, предпринял попытку прочесть ваши мысли и осмелился бы утверждать, что во время этого представления та страсть, которая клокотала во мне, поразила вас своей искренностью и силой.

– О, я признаю это!..

– А если бы я осмелился предположить, что вы захотели бы сравнить эту страсть и этот пыл с мягкостью Юлиуса…

Христина снова прервала Самуила:

– Господин Гельб, в целом мире я люблю только мужа и ребенка. Им принадлежит вся моя душа. Эти две привязанности сполна удовлетворяют мое сердце. Ими оно достаточно богато и никогда не подумает соизмерять свое богатство с богатством других.

– О, каменная добродетель! – с горечью воскликнул Самуил. – Сударыня, подумайте о том, что, если бы у вас было немного меньше гордости и твердости и немного больше гибкости и податливости, вы, быть может, смягчили бы мое сердце, в сущности, более нежное, чем кажется? Почему вам не попробовать хотя бы обмануть меня?

Христина поняла свою ошибку в борьбе с таким грозным противником.

– В свою очередь скажу вам, господин Гельб, что я не хотела вас обидеть.

– Хорошо, не будем больше об этом, – холодно отозвался Самуил. – Теперь мы должны проститься. Ведь я принял на себя обязательство предстать перед вами не иначе как по звуку колокольчика, которым вы призовете к себе вашего покорнейшего слугу. Будьте спокойны: я никогда не забываю своих обещаний.

– Как! Не забываете!.. – пробормотала Христина.

– Нет, сударыня! – ответил Самуил с едва уловимой угрозой. – Я имею несчастье обладать безукоризненной памятью. Вероятно, Гретхен вам кое о чем уже рассказала?

– Гретхен! – вскрикнула, задрожав, Христина. – О, милостивый государь, как вы осмелились произнести это имя?

– То, что было сделано, сударыня, было сделано единственно для вас.

– Для меня?! Вы хотите сделать меня соучастницей подобного гнусного поступка?..

– Для вас, сударыня! – настойчиво повторил Самуил. – Для вас, именно для того, чтобы убедить вас в том, что когда я люблю и когда я хочу, то люблю и хочу до преступности.

К счастью, словно чтобы поддержать Христину, охваченную ужасом, в эту минуту к ним подошел Юлиус.

– Я поздравил твоих актеров и наших товарищей, – сказал он. – Ну, до завтра, Самуил.

– Завтра, Юлиус, нас, возможно, здесь уже не будет.

– Как, разве вы хотите вернуться в Гейдельберг?

– Вероятно.

– Но, я полагаю, ведь ты не примешь условий, предложенных профессорами?

– О, нет, – ответил Самуил. – Но завтра они примут наши условия.

– Это хорошо, – сказал Юлиус. – Ну, да все равно, я постараюсь прийти сюда до вашего ухода и прощаюсь с тобой только на сегодняшний вечер.