Ущелье дьявола

Знаменитая драма Шиллера была смелым протестом против старого общества. Карл Моор, сын графа, объявляет войну установленному порядку и становится разбойником именно затем, чтобы самому вершить суд и расправу. Но, преступая закон, он остается таким возвышенным образцом мужества и гордости, что сочувствие зрителя всегда пребывает на его стороне. Эта пьеса была очень популярна в Германии, но особенно ею увлекались молодые и пылкие. В Гейдельберге не нашлось бы ни одного студента, который бы не знал «Разбойников» почти наизусть. Но в этот вечер они смотрели и слушали пьесу так, как будто видели ее впервые.

Первая сцена не произвела особенного впечатления на собравшихся. Ждали Самуила. Но когда на сцене появился Карл Моор, публикой овладело волнение. Высокий рост, широкий лоб, во взгляде горечь, пренебрежение, страсть, презрение к условностям, добродетели, возмущение против тирании общественного уклада – вот каким был Самуил Гельб, игравший Карла Моора. Сам он, вероятно, считал себя выше Карла Моора, потому что вступал в схватку не только с людьми, но с самим Богом, а Христина в то же время размышляла про себя, что недостойный соблазнитель Гретхен на самом деле был гораздо ничтожнее разбойника богемских лесов, потому что в основе всех его поступков лежала не любовь, а ненависть. Но остальные зрители были просто восхищены. Когда занавес поднялся и перед ними предстал Карл Моор, поза и фигура Самуила были так величественны, что раздались рукоплескания. А с каким сарказмом Самуил, расхаживая по сцене, прочитал этот знаменитый монолог: «Как, заточить мое тело в корсет и подчинить мою волю тискам закона? Никогда! Закон? Но он низводит полет орла к медлительности улитки. Закон? Создал ли он когда-нибудь хоть одного великого человека? Истинная мать колоссов и выдающихся людей – это свобода! Поставьте меня во главе таких же людей, каков я сам, и я сделаю из Германии республику, рядом с которой Рим и Спарта покажутся женскими монастырями».

Затем Карл Моор, которого отец лишил своей благосклонности в пользу второго своего сына, восстал против общества, отвергнувшего его, и согласился стать атаманом разбойников. Самуил в эту минуту, без сомнения, думал о несправедливости собственного отца, потому что никогда еще ни одному знаменитому актеру не удавалось с таким чувством воскликнуть: «Разбойники! Убийцы! С этими словами я топчу под ногами закон. Сочувствие – прочь! Сострадание – прочь! У меня нет больше отца и нет больше любви! Идем же, идем! О, я доставлю себе жестокое развлечение».

Самуил произнес это так, что зрители затрепетали. Христине показалось, что Самуил посмотрел прямо на нее. Теперь она раскаивалась, что пришла. Этот разбойник, который покушался на устои общества, приводил ее в ужас. Но внезапно он изменился до неузнаваемости. Мысль о женщине, которую он любил, сверкнула перед ним, как луч солнца в бездне. Его влечет к себе неодолимая сила. Он хочет увидеть свою Амалию. Переодетый, он проникает в отцовский дом. Амалия ведет его в галерею фамильных портретов, не узнавая его, и он боязливо расспрашивает ее обо всех перенесенных ею страданиях. В эту минуту вся надменная жестокость Самуила-Карла обращается в могучую страсть. На глазах у него выступают слезы, когда Амалия, остановившись перед портретом Карла, выдает свое смущение и уходит.

Самуил с таким увлечением, счастьем и торжеством воскликнул: «Она меня любит! Она меня любит!» – что со всех сторон раздались неистовые рукоплескания, а Христина побледнела от волнения и ужаса. Но разбойник удержал слезы, готовые хлынуть. Теперь к нему возвращается вся его сила, и он бросает грозный вызов: «Нет-нет, человек не должен колебаться. Ты, там, вверху, будь чем хочешь, лишь бы мое «я» оставалось мне верным».

Однако Карл Моор снова оказывается во власти нежного чувства, когда Амалия, узнав его, кидается ему в объятия.

«Она прощает меня! Она любит меня! Я чист, как лазурь небес! Мир вернулся в душу мою. Страдание утихло. Ада больше нет. О, посмотри! Дети света со слезами обнимают демонов, которые сами плачут».

Самуил вложил в эти возвышенные слова столько чувства, что Христина против воли была растрогана. На мгновение ей даже показалось, что в мрачной глубине его существа есть что-нибудь похожее на сердце. Но нет, зло гораздо сильнее. Великий преступник не может сойти со своей дороги. Амалия осуждена. Судьба должна свершиться. Любовь Карла не может не быть роковой. Его страшные друзья не потерпят, чтобы он бросил их. Они ставят между ним и его возлюбленной свои окровавленные ножи; они показывают ему раны, полученные ими в борьбе за него; они напоминают ему о его клятвах, о преступлениях, которые его связывают с ними. Они требуют жертву за жертву. Амалия для всей шайки! Вот один из них уже прицеливается в Амалию. Но Карл Моор вырывает у него из рук ружье и поражает возлюбленную собственной рукой.

Христина тихо вскрикнула. Ей показалось, что Самуил выстрелил в нее. Занавес опустился под гром рукоплесканий и криков «браво». Самуила вызывали на сцену снова и снова.