Ущелье дьявола

- Ну вот! - сказал Реймер. - Вы уж очень преувеличиваете. Это пустяки - подать прошение. Хотите, я подам за вас?

- Нет, - отвечал Трихтер. - Самуил заставил меня поклясться, что я собственноручно подам его императору.

- Так и будет! Вы подадите прошение. Адьютант возьмёт его, император пойдёт дальше и даже не взглянет на вас. Неужели вы думаете, что он сейчас же станет читать ваше прошение?

- Я совершенно уверен в этом, - сказал Трихтер. - Самуил получил точные и определённые сведения по этому поводу. В Майнце и вообще на всём пути своего следования Наполеон лично вскрывал все прошения и в тот же вечер диктовал ответы на них. Он хочет расположить к себе Германию, так как оставит её позади себя.

- А это прошение имеет для вас большое значение?

- Ещё бы! Оно - хлеб насущный для моей старухи матери. Хлеб, который я не могу у неё отнять и пропить, потому что я ведь несчастная, ненасытная губка. Прошлый год у меня было пять тысяч гульденов. Я послал из них матери пятьсот, она заплатила ими свои долги. У меня были самые лучшие намерения послать ей ещё денег. Но у меня и у некоего друга моего, именуемого Фрессванстом, давно уже создался идеал, состоявший в том, чтобы серьёзно и последовательно изучить сравнительную степень крепости заграничных вин. Мы так добросовестно приступили к этой работе, что месяца в три глотки наши повысасывали наши кошельки до дна.

Реймер залился смехом.

- Не смейтесь, - заметил ему с грустью Трихтер. - Увы! В один и тот же день скончались и деньги мои, и друг мой. Фрессванст, допивая последнюю бутылку, умер от прилива крови к мозгу. Скрутило-таки несчастного! Между нами, - прибавил Трихтер, понизив голос, - разве Фрессванст заслужил свою репутацию? Каково бы ни было мнение потомства насчёт этого пьяницы, но я всё-таки разорился. Я просил Самуила Гельба, моего благородного сеньора, устроить нам опять какую-нибудь новую эмиграцию в Ландек. Прелестная деревушка этот Ландек, где спят в гнёздах и пьют несравненную водку и откуда можно вывезти пять тысяч гульденов! Но Самуил не хотел исполнить моего желания. И вчера, в вознаграждение за свой отказ, он посоветовал мне подать прошение, которое написал собственноручно и поручился за то, что оно достигнет цели.

- Но, - прибавил Реймер, - вы же имеете право рассчитывать на милость Наполеона?

- Мой дядя служил под его начальством и был убит. Надо вам сказать, дорогой мой, что я наполовину француз со стороны матери. Вот почему я, хотя я и немец, и студент, могу обратиться с просьбою к Наполеону без всякого угрызения совести. Я говорю по-французски лучше самого Расина. Мой дядя давал моей матери средства к существованию, император отнял у неё её кормильца, справедливость требует, чтобы он помог ей. Если он поместит её в убежище, - о чём именно я и прошу его, - мне не надо будет тогда заботиться о ней в качестве её сына, и я могу один докончить начатые мною и Фрессванстом изыскания, прерванные моим стеснённым положением и преждевременной кончиной слабого Фрессванста. Потому что если я и пью, то знайте, что цель моя вовсе не заключается в личном наслаждении. Давным давно уж я не испытываю никакого личного удовлетворения от того, что я заливаю свою глотку вашими винами. Вишнёвка и полынная водка мне всё равно, что молоко и мёд. Кроме того сорта водки, которую я пил в Ландеке и которая, признаюсь вам, разливала во мне какую-то приятную теплоту, все остальные вина кажутся просто водою. И я только ради науки и из любви к человечеству, а вовсе не из личной какой-нибудь выгоды, продолжаю упорно трудиться на этом поприще. Следовательно, вы понимаете теперь, как важно для мира, чтобы император принял и исполнил мою просьбу.

- Он исполнит её, в этом не может быть никакого сомнения, - ответил Реймер. - Но я слышу народ кричит: виват.

- Неужели едет сам великий Наполеон? - спросил Трихтер, трясясь заранее.

- Нет. Кричат: да здравствует Франция! Это, вероятно, только какие-нибудь генералы или адъютанты, которые едут впереди него.

- Ну, слава богу! - сказал Трихтер и вздохнул с облегчением.

- А где же вы подадите ему вашу просьбу? - спросил Реймер.

- О! У меня уже место приготовлено. У входа во дворец принца-примаса, Карла Дальберга Император остановится там, чтобы позавтракать и принять депутации из окрестных селений. Двое егерей из тех, которые стоят там цепью, большие поклонники моего умения пить, обещали устроить мне доступ к великому человеку. Я только боюсь оробеть. Ах, если бы мне можно было опьянеть! Вы, вероятно, считаете меня ужасным болтуном. Но если я говорю с вами неумолкаемо в течение получаса, то я делаю это вовсе не для того, чтобы надоесть вам, а с целью подготовки к предстоящему разговору с императором. Я навостряю язык. Я приучаю его двигаться, не заплетаясь.

Но вдруг Трихтер прервал свою речь и снова весь затрясся.

- Вот теперь уже явственно слышно, как кричат: Да здравствует император!

И действительно, восторженный гул приветствовал приближавшегося чудо-человека. Огромная толпа народа прихлынула к тому месту, где стояли разговаривавшие.