Ушедшие в никуда

– Проходите, не бойтесь, они у меня смирные. – Ее глаза, в которых отражалась зелень лесов, смотрели на нас приветливо.

– Говорят, вы молоком торгуете? – спросили мы.

– Да, – опять улыбнулась хозяйка, грациозно откинув рукой непослушную прядь соломенных волос. – У меня не только молочко, творожок хороший есть, сметанка, маслице. А если желаете, и мясо найдется.

– И молоко можно, и творожок, и сметанку, – согласились мы.

– Подождите, я сейчас принесу, – сказала женщина и легкой походкой быстро исчезла в глубине двора.

Мы покосились на притихших около своих будок кавказских овчарок, огляделись по сторонам. Большой двор, огороженный бревенчатым невысоким частоколом, вмещал в себя целый мир, в центре которого стоял дом. Не очень новый, не очень богатый, он притягивал к себе возникшим ниоткуда ощущением уютного домашнего очага. Вдалеке виднелись какие-то постройки, а за изгородью копошились беспечные куры. За забором около двора, в сочной зелени травы, не проявляя к нам никакого интереса, пасся молоденький бычок. Это одинокое подворье со всех сторон обнимал дремучий лес. Глушь.

Улыбчивая хозяйка не заставила себя долго ждать и через пару минут появилась перед нами с маслом, сметаной и молоком. На вид ей было около тридцати. Она была красива настоящей русской красотой – с высокой грудью, стройными сильными ногами, которые брали силу от матушки-земли.

– Извините, что заставила вас ждать, – улыбнулась женщина.

– Как вы со всем этим хозяйством управляетесь?

– Да как?.. Обычно. Жить-то надо. Муж на лесопилке, а я вот по дому. – Она обвела женственным движением руки свои владения. – Вот ваше молочко, берите.

Налетевший ветерок снова растрепал непослушную прядь ее золотистых волос. Заигрывая с ней, он пригладил к телу легкую юбку. Она стояла перед нами, словно нагая, улыбчивая и легкая, а за спиной у нее было целое хозяйство – семья, скотина, куры. На ее женских плечах была жизнь…

В этих селигерских местах все дышало добротой, русским гостеприимством, особой, неповторимой нигде одухотворенностью. Понять, познать эту духовность, можно было, только прикоснувшись к ней.

Село Оковцы осталось немного в стороне. Обычные деревянные подмостки длинной нескончаемой лентой стелились сквозь заросли леса куда-то в неизвестность, а мы, доверив себя их выносливым спинам, шли навстречу тайне. Ступив с подмостков на узкую тропинку, мы, пройдя через арку красных кирпичных ворот, оказались на большой солнечной поляне. Кругом никого, только вдалеке одиноко ютилась маленькая белокаменная церковка.

Тишина. Речка Пырошня, затерявшаяся в реликтовых лесах, сделав крутой изгиб, бережно обнимала поляну. На другом, крутом берегу реки шумел могучий лес. Он бережно расступился здесь перед чем-то по-детски чистым и уязвимым. Затаив дыхание, мы, слившись с этой первозданной чистотой, доверили себя той же тропинке. Она неспешно вела нас через всю поляну куда-то к реке, как ни странно, минуя церковку. Тропинка остановилась лишь около трехметрового бетонного колодца, увенчанного серебряным куполом. Внутри этого творения рук человеческих хрустальной прозрачностью недр предстал нашему взору вышедший из-под земли родник. На металлическом ограждении мы прочли: «Просьба соблюдать достойное поведение и чистоту на святом месте, денег в святой ключ не кидать, купаться только в купальне».

Низко плывущие облака касались рваными подолами макушек вековых сосен. Солнце, заигрывая с ключевой, звонко журчащей водой, разливалось солнечными брызгами по деревянному настилу купальни, взволнованно дрожа отблесками света на деревянных, срубленных из толстых тесаных бревен скамейках. Те, в свою очередь, обступив купальню с двух сторон, готовы были предоставить свои крепкие деревянные спины каждому, кто приходил к источнику.

Кустодиевской пышности женщина сидела на услужливой деревянной скамейке в глубине купальни, глядя вслед своим неторопливым мыслям, плывущим рваными облаками над макушками вековых сосен. Она была одета в давно забытую одежду – длинное темное платье, не предполагавшее никакого фасона, косынку и пенсионного возраста башмаки. Ее лицо с белой, по-детски нежной кожей дышало жизнью, которая торжествовала в ее пышном теле, отражаясь на щеках ровным здоровым румянцем. К ней неприменимо было понятие возраста. Она вызывала откровенный интерес, притягивая к себе наше внимание. Гладкое, без единой морщинки лицо и неповторимая акварель здорового румянца сочетались в ней так естественно, так гармонично, что не нужно было ей ни салонного макияжа, ни элитных модельеров, ни модных имиджмейкеров. Она была естественной – пышной, жизнеутверждающей русской женщиной, русской красавицей.

– Добрый день, – поздоровались мы.

– Здравствуйте, – ответила она чистым грудным голосом. – Вы купаться пришли? Купайтесь, пока народу мало.

– Холодная вода в источнике?

– Холодная. Зимой и летом выше четырех градусов не поднимается.

– А вы часто в источнике купаетесь? – с замиранием духа спросили мы ее.