— Никогда не думала прибегать к вашей помощи, — сухо ответила Митико. — Но если по-хорошему, вы же можете показать, что те семеро и не пытались совершить побег. Это единственное, чем вы можете помочь Кадзи.
Окадзаки ушел. Митико снова осталась одна. Ей казалось, что все вокруг умерло. Она видела перед собой только камеру, где сейчас был Кадзи, и пустую комнату, где сидела она. А между ними — непреодолимое расстояние.
Вечером пришла жена Окидзимы, она пыталась утешить Митико, но бедная женщина в ответ лишь жалобно улыбалась. Как помочь мужу? Жандармерия казалась ей неприступной скалой, о которую разобьются все ее усилия. Теперь только слепая вера еще поддерживала ее. Она молила небо об одном — пусть ее Кадзи найдет в себе силы вынести все муки и, что бы ни произошло, вернется к ней.
Через три дня Митико пошла в жандармерию просить о свидании. В приемной сидело несколько жандармов, они голодным взглядом оглядели стройную фигуру женщины. Ватараи держался самодовольно. Все-таки ее бедер касался только он, и Митико уже казалась ему чуть ли не его возлюбленной. Из-за стола в глубине комнаты подал голос капитан Кавано:
— Следствие закончено, Ватараи?
— Ничего не говорит.
— М-м.
Капитан перевел свой холодный взгляд на Митико.
— Подойдите сюда. Танака, подайте стул.
Митико робко опустилась на стул. Ей казалось, что немигающие взгляды жандармов раздевают ее.
— Действия вашего Кадзи оскорбляют авторитет армии, — сказал Кавано официальным тоном. — Мало того, что он содействовал побегам пленных, он дал возможность врагу узнать данные о нашей военной промышленности, а это уже рассматривается как измена родине.
Митико сидела, опустив голову. Слова жандарма звучали грозно; казалось, спасения для Кадзи нет.
— Вы, вероятно, знаете, что в настоящее время в районе Южных морей идут непрерывные ожесточенные бои. Мы, конечно, уверены в победе, но обстановка не допускает ни малейшего ослабления наших усилий. И в такое чрезвычайное время один из подданных империи совершает проступки, граничащие с изменой, подрывает мощь и авторитет армии! Разве это допустимо? Я не нахожу слов для его осуждения. Вас, как японскую женщину, тоже должны возмущать действия мужа!
Митико было нестерпимо тяжело. Какая ирония! Ее муж страдал не из-за измены, напротив, он считал себя пособником в войне, более добросовестным, чем все эти воинствующие жандармы. Но разве могла она это сказать здесь? Ведь это было бы для Кадзи только хуже. Если бы она пустилась в рассуждения, пытаясь защитить Кадзи, это только разозлило бы жандармов.
— Да… — дрожащим голосом произнесла она, стараясь не расплакаться.
Капитан Кавано был удовлетворен. Ему доставило большое удовольствие, что его красноречие оказало такое действие.
— Однако говорят, что надо ненавидеть преступление, а не человека, его совершившего, — сказал капитан уже более мягким тоном. — Вы небось пугаетесь одного слова «жандармы», но и у нас есть сердце. Мы не хотим погубить даровитого молодого человека. К сожалению, ваш муж даже не пытается исправиться. Может, вы ему скажете, чтобы он как следует разобрался в своем поведении? Ватараи, можно сегодня дать свидание?
Ватараи вытянулся в струнку и ответил:
— Пока это невозможно.
Еще бы! Как его показать, когда у него лицо все изуродовано после побоев. Да и весь он избит так, что еле жив. Хотя, конечно, Ватараи именно таким хотелось показать его Митико.
— Приходите через недельку. К тому времени следствие уже закончится.
Митико встала.
— Одну минуту, я кое-что хочу у вас спросить, — сказал Ватараи. — Зачем ваш муж поручил Ван Тин-ли писать эту рукопись, какую цель он преследовал? И еще вопросик. Что муж говорил, когда прочитал рукопись?
«Если начнет отвечать, проведу в другую комнату, там задержу подольше, а потом видно будет… Хоть подышать ею поближе…» И Ватараи добавил:
— Ведь вы не хотели показать эту рукопись — значит, вы должны знать.
— Я ничего не знаю.
Если бы ей дали возможность встретиться с Кадзи, она тут и на иголках бы усидела. А раз свидания не дают, ей незачем оставаться здесь больше.
— Упорствовать бесполезно. Если хотите помочь мужу, лучше все скажите.
— Но я действительно ничего не знаю.
— Ладно. Мы еще заставим вас отвечать, — сказал Ватараи, бросив на стол рукопись. — Можете идти. Сегодня свидания не будет.
Из Лаохулина пришли плохие вести. У Ватараи все лицо перекосилось. Тридцать спецрабочих во главе с Ван Тин-ли ночью убежали прямо с производства, обезоружив охрану, совершавшую ночной обход. Побег был совершен через два дня после казни. А Ватараи как раз собирался арестовать Ван Тин-ли. С арестом он опоздал потому, что переводчик провозился с переводом рукописи, а от Кадзи, как его ни пытали, не добились ни слова.
Из Лаохулина спрашивали: какие следует принять меры?
Ватараи доложил о побеге капитану. Тот усмехнулся.
— Оказывается, и твой меч притупился.
Ватараи еще больше возненавидел Кадзи — ведь все это результаты его работы.