Условия человеческого существования

— Ну, до Окинавы пока еще далеко… А что, отсюда можно вырваться в Японию?

— Туберкулезных, кажется, иногда отправляют. Но только у этого ни черта не получится. Выпишут и как миленького отправят обратно в часть. Так же, как и меня.

— Нас всех теперь перебросят на Южный фронт.

— Ну что ж, — в голосе Тангэ не было уныния. — Перебросят — и там постараемся уцелеть.

— Это как же? — не понял Кадзи.

— А я почем знаю? — Ответ прозвучал резко, но в глазах Тангэ светилась улыбка. — Нет у меня привычки загадывать на будущее, ничего от моих загадок не меняется…

Кадзи посмотрел на узловатые пальцы Тангэ. Ростом Тангэ поменьше Кадзи, а руки крупнее. Рабочие руки.

— Вы до армии чем занимались, господин солдат первого разряда?

— Господина солдата ты оставь, — засмеялся Тангэ. — Токарь я, на токарном станке работал. Ничего, ремесло свое знал неплохо.

— Разве металлистам не положена бронь?

— Попадаются, брат, такие металлисты, которых спихнуть в армию, пожалуй, даже спокойнее…

Кадзи понимающе кивнул.

— Вас, выходит, тоже сплавили в армию? Мне поначалу изрядно досталось.

— Да уж это как водится, — Тангэ беспечно рассмеялся.

И тогда Кадзи почувствовал, что избавился от томительного одиночества. В палате военного госпиталя случайно встретились и сидели теперь рядом на покрытой белой простыней койке двое мужчин, шагавших, как видно, сходными дорогами. Это ощущение воскресило в памяти Кадзи долгие месяцы, когда он был так ужасающе одинок. С того самого дня, когда в снег и метель покинул Лаохулин, он только и знал, что огрызался, как дикий, затравленный зверь, и, как зверь, был одинок.

Ему захотелось поделиться пережитым, рассказать этому человеку именно о днях, полных горечи и гнева. Интересно было узнать, как этот бывший металлист оценит его поступки, всю его жизнь, приведшую на эту койку в армейском госпитале. Он уже собирался начать, но его снова бросило в жар, лоб покрылся липкой испариной.

— Тебе лучше лежать, — посоветовал Тангэ.

— Да, пойду лягу.

Кадзи поднялся с койки.

— Солдат! — раздался пронзительный голос от дверей. — Да-да, ты самый. Кто разрешил вставать?

В дверях стояла старшая сестра отделения, за ней санитар и знакомая Кадзи веснушчатая сестра.

По званию старшая медсестра приравнивается к унтер-офицеру. Она это хорошо запомнила.

— Кто такой? — спросила она у сестры, кивнув на Кадзи.

— Рядовой первого разряда Кадзи. Доставлен в тяжелом состоянии.

Старшая медсестра прошествовала на середину палаты.

— Мидзугами, почему не инструктируете выздоравливающих? — прикрикнула она на санитара. — Без разрешения господина врача или старшей медсестры вставать с койки запрещено!

Ухватившись за спинку кровати, Кадзи растерянно уставился на сестру. Впервые в жизни на него кричала женщина.

— Учился ходить, сестрица!

Жиденькие брови старшей сестры дрогнули.

— «Госпожа старшая медсестра», — поправил санитар, уловив взгляд начальницы.

— Виноват! Госпожа старшая медсестра! — отчеканил Кадзи со смешанным чувством протеста и привычной солдатской покорности. — Тренировался в ходьбе, госпожа старшая медсестра!

Из группы больных за спиной старшей сестры послышался приглушенный смех. Смеялись над растерянным видом новичка, но она, неожиданно круто повернувшись, молча двинулась к одному из нарушителей и влепила увесистую пощечину.

Кадзи стоял с раскрытым ртом, не веря своим глазам. Рушится представление о женщине как о существе мягком и сдержанном.

Глаза старшей сестры метали молнии.

— Мидзугами, в этой палате полное отсутствие дисциплины! Почему не следите за порядком? Больные у вас разгуливают в неурочное время! Военный госпиталь не проспект! Форменная распущенность!

Вскинув голову, со строгим лицом, старшая сестра вышла из палаты. Санитар Мидзугами, толстый увалень из запасников, у дверей задержался и показал палате большой красный язык.

— Да что же это такое в самом деле! — застонал тот, что получил пощечину. — Будь она хоть чуточку посмазливее, тогда еще куда ни шло, но от такой стиральной доски получить по морде!

Кадзи взглянул на Тангэ.

— Разве нельзя вставать?

— Да все едино, что лежать, что стоять, этим от беды не спасешься. Попробуй-ка в следующий раз, попроси у нее урыльник — покраснеет от злости, что твой индюк!

Кадзи добрался до койки, лег, вытянулся. В госпитале тоже царил армейский порядок. Только вместо защитного цвета здесь белый — вот и вся разница.

Немного погодя вошла сестра Токунага, на этот раз одна. Раздала градусники, Кадзи последнему. Глаза у нее смеялись.

— Лежите? То-то. Вздумайте у меня пошевелиться — живо получите затрещину!

Он подумал, что ее голос напоминает по тембру голос Митико: не просто воспринимается на слух, а будто обволакивает тебя всего.

3

Дощатый пол в коридоре терапевтического отделения сиял ослепительной чистотой — ходячие больные каждое утро скребли его бутылочными осколками. Не было абсолютно никакой необходимости в таком усердии, на досках даже оставались царапины; это бессмысленное занятие было придумано, чтобы больные «не шатались без дела».