Условия человеческого существования

— Да ведь там, говорят, укрепления находились в пещерах… А у нас что?

— Завтра на другом склоне каждый отроет себе индивидуальный окоп. Там и будем ждать… — Кадзи хотел сказать «смерти», но не сказал.

— А твоя девушка, Ихара, спит себе на мягкой постели, — вмешался Накараи, — и небось думает: уж мой Ихара постоит за меня…

— А твоя девушка? — спросил Кадзи.

— Его тоже спит, да хорошо, если одна… — пошутил кто-то. Накараи не обиделся.

Лишь бы осталась довольна!

— А ваша жена, господин ефрейтор? — спросил Ихара. — Вы нам никогда про нее не рассказывали.

— А чего рассказывать? Жена у меня хорошая. Вот кончится война, познакомлю вас с ней.

— Высокая? — спросил Накараи.

— Среднего роста. Сто пятьдесят с чем-то сантиметров… Вес — килограммов пятьдесят, — шутливо доложил Кадзи.

— Самый подходящий размер!

— Дурень!

Кадзи усмехнулся.

Сближение с противником на их участке ожидалось, по всей вероятности, послезавтра…

— Господин ефрейтор! — подошел Коидзуми. — Там с Энти творится что-то неладное. И Тэрада опять цепляется…

Кадзи поднялся.

— …Ты с родителями жил, потому так и рассуждаешь, — хрипло бормотал Энти. — А без кормильца как быть семье? Хорошо, если жена молодая, тогда еще полбеды, устроится как-нибудь. А если дети на руках и во второй раз замуж никак не выйти — такой что прикажешь делать?

— Нытик! — негодовал Тэрада. — Когда дело идет о судьбах государства, тут уж не до какой-то ничтожной семьи. В твои-то годы надо бы, кажется, понять! Если погибнет Япония, пусть все идет к черту!

— У тебя семьи не было, поэтому ты так и говоришь. Ну, допустим, погибнет это самое государство… Остался бы только хозяин в живых, тогда и женщине можно прожить на свете. Ведь если отец с матерью живы, они детей вырастят… Вот, скажем, убьют меня, кто позаботится о моей жене и детях? Государство? Налоги с нас государство драть здорово, это я понимаю, а чтобы заботиться о нас — что-то не припоминаю такого…

— Довольно! — вмешался Кадзи. — Хватит!

— Трус! — С приходом Кадзи Тэрада еще больше осмелел. — Прикрываешь свою трусость жалобными словами. Ты не о жене и детях тревожишься. Собственной шкуры жалко!

— Пусть трус, — тихим, словно из-под земли идущим голосом отозвался Энти. — А пока такие пустобрехи, как ты, твердили: «Победа! Победа!» — вон куда докатились!

— Военное счастье изменило нам потому, что народ недостаточно целеустремлен. Слишком много таких слюнтяев, как ты, которые пуще всего себя берегут!

— Прекратите! — еще раз прикрикнул Кадзи. — Энти и ты, Тэрада, вечно ты в спор лезешь!

— Я не лезу. Но когда в самые решающие для государства минуты находятся шкурники, которые думают только о себе… Им своей шкуры жалко, а прикрываются красивыми фразами…

— А тебе не жаль?

— Нет, меня иначе воспитывали.

— Вот как? А мне жаль.

— А я и не сомневался! Скоро нам в бой, так можно мне напоследок сказать откровенно?

— Отчего же, говори!

— Похоже, вы сами, господин ефрейтор, не хотите служить этой войне, как велит долг, вот что!

— Эй, Тэрада! — пытался остановить его Коидзуми.

— Оставь, пусть говорит! — Кадзи чиркнул спичкой. Огонек осветил лицо Тэрады, — Все? Ты совершенно прав, не хочу!

— Я, Тэрада, душу свою продал, чтобы выбиться из рядовых, вот я какой! И в войне участвовать не хотел, а на деле изо всех сил работал на войну. И в том бою, который нам предстоит, тоже не хочу участвовать. Только и думаю, как бы исхитриться, чтоб не воевать… А воевать все-таки буду, наверно. С дистанции в триста метров я даю пять из пяти возможных за четыре секунды и три из пяти за две секунды… Это я не из хвастовства говорю, пойми. Я к тому, что завтра я, наверно, буду убивать из моей винтовки, убивать людей из далекой, чужой страны, против которых у меня нет ни ненависти, ни злобы… А ты, бодрячок, из тринадцати выстрелов не дал ни одного попадания… Так что, если уж кому-нибудь и упрекать меня в том, что я не выполняю свой долг, так не тебе…

Тьма под деревьями, казалось, сгустилась еще сильнее.

— Сказать по правде, я гораздо охотнее взял бы на прицел тех, кто воспитывает таких, как ты… Вот так, Тэрада… Командир батальона еще не спит. Ступай, доложи ему о крамольных мыслях ефрейтора Кадзи. Или, если хочешь, унтеру Хиронаке…

Тэрада не шевелился.

— Я часто, когда приходилось к слову, упоминал о твоем отце. Если тебя обижало это, извини. Конечно, мне следовало приводить другие примеры. Но согласиться с воспитанием, которое дал тебе твой отец и твои учителя в школе, я не могу.

— Значит… вы против этой войны?

— Должен быть против… Вот что я имею в виду.

— Господин ефрейтор, — почему-то шепотом произнес Тэрада. — Это подлость… Вам присвоили звание, назначили воспитывать нас… А выходит, вы тоже как этот нытик Энти… Это я запомню!