Чен мельком взглянул на Кадзи и тут же опустил глаза. Он стал рисовать на земле чайникоподобную голову хозяина пампушечной, лицо складского сторожа, фигуру мадам Цзинь. Затем все стер.
— Она уже смирилась! — очень тихо ответил Чен и чуточку покраснел. (С того дня пампушечник давал ему муку, хоть и понемногу.)
— Тогда я был виноват. Ты меня прости. Ты, наверно, решил, что мне нельзя доверять, что у меня слова расходятся с делом?
У Чена сильнее забилось сердце, он опять мельком посмотрел на Кадзи.
— Я иногда несдержан, я это знаю.
— Да что вы…
Теперь слишком поздно, он уже совершил непоправимое. Если Кадзи узнает, что он наделал, ему не сдобровать.
Некоторое время оба молчали. В бездонном синем небе молодо сияло солнце.
Кадзи внезапно сказал:
— Я недавно просматривал списки служащих-китайцев. Оказывается, Чао из трансформаторной учился с тобой в одной школе!
У Чена от испуга запершило в горле, и он проглотил слюну.
— Да.
— Вы, верно, друзья?
— Да.
Немного подумав, Кадзи спросил:
— Интересно, кто тогда выключил ток?
Чен отвернулся. Этот Кадзи обязательно заметит, что кровь прилила к его щекам!
Люди ведь не могут испариться, — продолжал Кадзи. — В тот вечер дежурили японец Акияма и Чао…
— Вы думаете, это Чао? — глухо спросил Чен. Сердце у него забилось сильнее.
С рассеянным видом, словно вглядываясь вдаль, Кадзи сказал:
— Скажи ему, чтобы он больше этого не делал.
Чен решился было во всем признаться, но Кадзи уже встал.
— Ну, давай работать.
Поздно ночью в полутемной комнатенке китайской кухни Фуруя говорил Чон Чхвану:
— В субботу Кадзи берет отпуск на четыре дня.
Чон Чхван придвинул ближе свое обезображенное шрамом лицо.
Окидзима будет завален работой, вот в это время и действуй, — и Фуруя передал Чон Чхвану клочок бумаги, исписанный номерами бараков вольнонаемных рабочих.
— У этих заработки плохие, да и подрядчику они, похоже, задолжали изрядно. Их-то легче будет выудить.
— Всего пятьдесят человек, — прищелкнул языком Чон Чхван. — Сколько возимся, а только пятьдесят человек… Разве это работа?
— И этим будь доволен, — необычно строгим для него тоном сказал Фуруя. Его сонное лицо в тусклом свете казалось острым и страшным. — Оплату повысили, вот и идет на крючок одна мелюзга. Кадзи, конечно, на седьмом небе. Ведь это все удачи его отдела, да и в штурмовом месячнике он идет впереди.
Фуруя представил себе, как Кадзи вместе с Митико идут по городу.
Митико идет рядом с мужем, заглядывая ему в лицо. Какая у нее тонкая талия, какие упругие бедра! Жена Фуруя одного возраста с ней, но кажется вдвое старше. На сердце Фуруя падают ядовитые капли зависти. Ходят слухи, что этой осенью будет новая мобилизация. Неизвестно, откуда берутся эти слухи, но они часто подтверждаются. Призывать будто бы собираются на трехмесячный срок, но кто знает, как могут растянуть его… Там смотри и на годы расстанешься с волей. Если будет мобилизация, то Фуруя тоже вытащат из запаса. А Кадзи останется, да еще будет со своей Митико развлекаться в городе.
— Кадзи-то будет в отпуске, но Окидзима тоже не промах, У него глаз острый, так что ты поосторожнее, — Фуруя пристально посмотрел на Чон Чхвана. — Если удачно выведешь этих, быстро подготовлю следующую партию.
«Пока у Кадзи и Окидзимы голова болит от побегов спецрабочих, нужно, не мешкая, подзаработать на вольнонаемных», — размышлял Фуруя.
Но Чон Чхван был недоволен. Надо найти способ выводить спецрабочих, на них заработаешь побольше, чем на этих, обычных. Это ведь гроши какие-то, а не заработок.
— Есть у меня, Фуруя, одно интересное предложение, — сказал Чон Чхван, отхлебнув вина. — Когда Кадзи будет в отпуске, не сходишь ли ты на сушилку со спецрабочими?
— Что ты надумал?
— По дороге кто-нибудь тебя свяжет, пленные все разбегутся, но их соберет и уведет Чон Чхван. Пятьдесят человек! Если даже по тридцать иен за каждого, и то тысяча пятьсот!.. И отвечать не будешь, ведь тебя свяжут.
Чон Чхван хрипло засмеялся. У Фуруя от этого предложения даже дыхание сперло.
— Тебе нужны деньги, мне тоже. Ведь ты и я «совместно живем, совместно процветаем», — Чон Чхван хитро подмигнул.
— А если Кадзи меня не пустит? — дрожащим голосом сказал Фуруя.
— Что ж, тогда самого Кадзи придется связать!
— Так это ты, значит, устроил последний побег? — Фуруя исподлобья посмотрел на Чон Чхвана. Лицо корейца показалось ему сейчас особенно страшным.
— Одна колючая проволока знает. Я не знаю. Ну как, мое предложение подходит?
Фуруя на мгновение представил, как на Кадзи нападают несколько человек. И вот он, окровавленный, уже лежит на земле. В этой картине было что-то отрадное. И все же он ненавидит не Кадзи. Он его успехи ненавидит. Ведь везет же молокососу! О мобилизации не беспокоится, гуляет себе в городе с молодой, красивой женой. А у него разве жизнь? Деньги достает нечестным путем, украдкой передает жене и в страхе ждет мобилизации.
Дрожащим шепотом Фуруя ответил:
— Что ж, предложение, достойное головореза. Только смотри, будешь меня вязать — не оплошай, вяжи натурально.
Чон Чхван снова хрипло рассмеялся.
— В таких делах на меня можно положиться.