— Ничего я тебе не сделаю. Кто я? Добрый дядя, который только и думает, чтобы и ты, и твоя Цзинь заработали. Только слушай, парень, и разумей. Если будешь вести себя умно, миловаться с Цзинь будешь ты один, понял? От тебя требуется одно — делай, как велят. Все остальное из башки вон. Итак, в пятницу. Договорись с Чао и вечером все передай Цзинь.
Чен кивнул, но человек принял это движение за отказ. Он схватил Чена за горло и притянул к себе.
— Только посмей отказаться! Еще до субботы ни тебя, ни Чао не будет в живых! Иди! Не забудь, что я сейчас сказал.
Человек отошел в сторону. Чен пошел, как в забытьи.
Когда нетвердые шаги Чена затихли, Чон Чхван скривил губы в довольной улыбке.
В конце дня в пятницу, убирая со стола бумаги, Фуруя сказал Кадзи:
— Хотелось бы использовать спецрабочих на очистке уборных.
Кадзи оторвал глаза от графика и спросил:
— Что это вдруг?
— Мы каждый год осенью чистим. Надо вывезти, пока дни погожие, не то не высохнут. А если оставить на зиму, тогда беда, весной тут такое будет…
— Это верно. — Кадзи кивнул и снова склонил голову над графиком.
— А для очистки и работы в поле пятидесяти человек не хватит.
Кадзи опять кивнул.
— До вашего возвращения я проверну это дело. В прошлом году этим занимался тоже я.
Кадзи поднял голову.
— Подождите, пожалуйста, моего возвращения. А то это меня будет беспокоить, и весь отпуск пойдет насмарку.
На лице Фуруя не дрогнул ни один мускул, и Кадзи не заметил, как раздосадован был Фуруя его отказом.
А Чен, сидя за столом в конце комнаты, едва сдерживался, чтобы не выдать охватившего его волнения.
Наступило ясное осеннее утро. Яркое солнце слепило глаза. Заперев дверь, Митико вопросительно посмотрела на Кадзи.
— Пошли?
Митико сияла от радости, и Кадзи почувствовал себя виноватым: жестоко было держать ее взаперти в горах целых шесть месяцев.
— Помнишь, в день нашего приезда сюда какая была ужасная погода! Ветер, пыль! А сегодня как хорошо!
Шла она легко, весело, в каком-то приподнятом настроении. Оглядывая деревья, с которых изредка слетали одинокие листья, Митико спросила:
— О чем ты все думаешь? О работе?
— Нет! Ругаю себя, что давно этого не сделал.
— Правда?
— Конечно.
— Замечательно! Как приедем, первым делом позвоню Ясуко и уговорю ее сбежать на денек с работы. Ладно?
— А дальше?
— Все вместе пообедаем, потом пойдем в кино или куда-нибудь еще, а потом отправимся в яблоневый сад. Там будем есть яблоки прямо с веток. Говорят, это освежает кровь. А потом… О, мы придумаем еще много интересного. Я сейчас как воздушный шарик, мне так легко, будто вот-вот взлечу.
— А мне ты сделаешь одно одолжение?
— Какое?
— Отпустишь меня на час или на два одного?
— Фу, как нехорошо ты говоришь! Словно я тебя держу. Но что ты собираешься делать?
— Хочу побывать в правлении, поговорить с начальником отдела о спецрабочих, убедить его кое в чем.
— Ага, все-таки думаешь о работе. Ну ладно! Отпущу даже на три часа. — И Митико рассмеялась, обнажив сверкающие белизной зубы. — Но ни на минуту больше!
Конечно, конечно, он закончит разговор даже раньше, а потом они будут развлекаться, как им захочется. Им действительно, как говорит Митико, необходимо хоть на несколько дней сменить кожу и освежить душу.
Они стали спускаться с холма, где их ждал грузовик. Вдруг Кадзи увидел, что к ним бежит Чен. У него тревожно забилось сердце, предчувствуя неладное.
Чен подбежал, запыхавшись, и с трудом выговорил:
— Опять убежали!
Кадзи быстро взглянул на Митико. Ее радостное лицо мгновенно посуровело. Она выжидательно смотрела на мужа.
— Где Окидзима?
— Побежал в бараки.
Кадзи еще раз посмотрел на Митико. Глаза жены смотрели умоляюще.
— Ничего не поделаешь, — пробормотал Кадзи.
Сердце выстукивало: «Подлец, Ван Тин-ли, подлец…» Он бросил Чену:
— Сейчас буду.
Чен побежал обратно.
— Ничего не поделаешь, — тихо повторил Кадзи. — Очень жаль, но видишь сама… Поезжай одна, ладно? Повеселись с Ясуко.
— Ясуко — не ты.
— Но я не могу.
— Знать ничего не хочу! — Митико тряхнула головой. — Ты уже в отпуске! Что бы ни случилось, тебя это уже не касается. В конце концов, остается Окидзнма, на него же можно положиться.
— Нет, этого делать нельзя.
— Тогда подождем до вечернего поезда. Хорошо? Тогда будет можно?
— Нет. Так быстро не управиться. Мне ехать нельзя.
— Скажи лучше, что не хочешь!
И Митико посмотрела на Кадзи обиженно и даже сердито. Радостное настроение как рукой сняло, в груди вспыхнуло злое чувство, которое легко вызывает слезы у себя и не щадит других.
— Если ты будешь так одержим работой, твоя мечта, может быть, сбудется. Только что от тебя останется? Ты же знаешь, что ты не один. Впрочем, разве наша совместная жизнь для тебя что-нибудь значит? Как бы ни была важна работа, надо же немного подумать и о себе. Ты, видно, просто не понимаешь, как важны для меня эти три дня.
Кадзи молчал. Неужели она не понимает, какое роковое значение может иметь для их судьбы этот новый побег. О презренный Ван Тин-ли! Ты, кажется, намерен отнять у меня и Митико!
Побледневшая Митико молча, смотрела на Кадзи.