Так и не найдя подходящего объяснения для мамы – а они с Энди за эту весьма долгую ночь перебрали чертову тучу вариантов – подругами было постановлено данную информацию просто-напросто скрыть. «Меньше знаешь, крепче спишь», – гласит одна весьма мудрая поговорка, и Натали решила, что та как нельзя кстати подходит к её ситуации. Если Элеонор Хейворт не будет знать о предложении о стажировке от «Трифолиума», которое поступило её дочери, то и новость о её уходе станет для неё абсолютно бесполезной и совершенно ненужной информацией, а значит, решится и вопрос с похоронами.
Всё ещё пребывая где-то в мире своих отягчающих мыслей, Натали совсем не заметила, как подошла к кабинету. Машинально отжав ручку двери и, толкнув её, она переступила порог.
Томный, едва ли сдержанный, но всё-таки приглушенный стон окутал сознание, вынуждая Натали безотчетно поднять глаза. Блондинка с длинными вьющимися волосами и с не менее длинными – жаль, что не вьющимися – ногами сидела на рабочем столе Брендона Макгила, пока он сам, возвышаясь над ней, зарывался лицом где-то между её силиконовых грудей. Почему силиконовых? Да у таких «вечно ахающих» блондинок они просто не могли быть натуральными. Ей понадобилась всего секунда для того, чтобы уразуметь, что именно происходило на этом самом столе, но мозг, несмотря на свою уникальную понятливость, отреагировал на сие «действо» далеко не сразу. Лишь, когда блондинка в очередной раз застонала и, запрокинув голову, вцепилась своими наманикюренными ногтями мужчине в плечи, она, наконец, пришла в себя.
И Натали была бы не Натали, если бы она смогла выйти из кабинета незамеченной и, не попав, при этом, впросак.
Резко попятившись назад, она зацепилась за непонятно откуда взявшийся провод – снова, что б его! – споткнулась и едва не упала. По инерции схватившись за высокую стойку у двери, на которой лежал какой-то незамысловатый серый шар, Натали случайно уронила его, заставив с тяжелым звуком удариться о пол и покатиться по паркету.
Неосознанно вскинув голову, она увидела две пары впялившихся в её глаз и, поняв, что сдала себя со всеми потрохами, вскрикнула:
– Ох, Боже правый! Простите-простите-простите! – Натали резко отвернулась, чтобы не смущать своего босса и его невесту – а, возможно, в первую очередь и саму себя – а затем скривилась и с силой прикусила нижнюю губу. Дура-дура-дура! И почему же ты такая неуклюжая! – Мне очень и очень жаль! – Повторила она, пытаясь хоть немного себя обелить. – Я… зайду попозже.
Практически вылетев из кабинета Брендона, Натали остановилась у стены и, прижавшись к ней спиной, прикрыла глаза. Сердце колотилось, словно бешеное, а дыхание, отчего-то, стало необъяснимо сбивчивым. Страх. Это был страх. Что же ещё могло вызвать в ней такие ощущения?
– Дура-дура-дура… – тихо, но теперь уже вслух ругала себя Натали, – …мало тебе ночного прецедента в клубе, так ты ещё и босса решила застукать в таком… неудобном положении. Дура!
Приближающийся стук каблучков в кабинете вынудил её выпрямиться и постараться во что бы то ни стало взять себя в руки. Этот звук, словно часы, отсчитывал секунды до её полного и неминуемого краха. Может быть, ещё не поздно убежать? Спрятаться под лестницей или затеряться среди других работников? Взгляд упал на красную кнопку в стене, спрятанную под защитной белой крышкой. Безумная идея мгновенно пробралась в голову. А, может быть, включить пожарную сигнализацию? Тогда, возможно, во всей этой суете все забудут о её позоре, и ей не придется краснеть перед самим Брендоном Макгилом, который, о Боже, сейчас был, наверное, дико зол!
Её размышления о скорой смерти прервал звук открывающейся двери. Та блондинка, которая буквально пару минут назад сидела полуголая на столе её босса, теперь, улыбаясь, смотрела точно на неё. «Красивая, – промелькнуло в голове у Натали, – и даже очень. Большие зеленые глаза, кошачьи; ровные белые зубы; дерзкий и уверенный в себе взгляд; осанка; длинные до ушей ноги… Афродита, не иначе».