Услышанные молитвы. Вспоминая Рождество

Да я и не рвался к ней в любовники. Мне хотелось стать ей другом, может, даже братом. Мы с Кейт гуляли по заснеженным лесам в окрестностях Санкт-Морица. Она часто рассказывала о Макклаудах, о том, сколько добра они сделали для нее и для всех неказистых сестер Муни. При этом она старалась не называть Гарри по имени, а если и упоминала бывшего мужа, то говорила с нарочитой непринужденностью, за которой, впрочем, угадывалась едва уловимая горчинка.

Однажды мы с ней гуляли вокруг скованного льдом озера неподалеку от «Дворца». Мимо пробегала лошадь, запряженная в сани… Вдруг прямо на наших глазах она поскользнулась, упала и сломала себе передние ноги.

Кейт закричала – истошно, на всю долину, – бросилась к лошади, и тут же на нее налетела вторая лошадь, выскочившая из-за угла. Каким-то чудом Кейт не пострадала, но впала в истерическую кому и всю дорогу до гостиницы не приходила в сознание. Мистер Бадрутт держит в штате врача. Врач сделал ей какой-то укол – мне показалось, что сердце у нее тут же забилось, взгляд стал осмысленным… Я сказал, что сиделку вызывать не надо, я сам побуду с больной. Мы уложили Кейт в постель, сделали еще один piqûre[46], который окончательно стер ужас из ее глаз; именно тогда я осознал, что под soigné[47] поверхностью всегда плавало насмерть перепуганное, тонущее дитя.

Я убавил свет, и она стала просить, чтобы я не уходил. Я ответил, что никуда не уйду, буду сидеть рядом, но она попросила меня лечь в постель и взяла меня за руку, а потом сказала: «Прости. Это все из-за лошади – той, что упала на лед. Я всегда хотела соловую лошадку, и два года назад миссис Макклауд подарила мне такую. Замечательная была девочка, такая храбрая, такая охотница! Нам с ней было очень хорошо. Конечно, Гарри сразу ее невзлюбил – из ревности, безумной мужской ревности. Он с детства ревновал меня ко всему живому. На следующее лето после свадьбы он разорил цветник, который я посадила. Сперва сказал, что это лиса, а потом сознался: мол, я уделяла саду слишком много внимания. Поэтому он и детей не хотел; его мать регулярно поднимала эту тему, и однажды за ужином, когда за столом собралась вся семья, он вскочил и как заорет: “Ты что, хочешь черного внука?! Вы разве ничего не знаете про Кейт? Да она же трахается с ниггерами! Выходит в поле, ложится на траву и трахается с ниггерами!” Потом он поступил на юридический в Университет Вашингтона и Ли, но почти сразу вылетел – не мог сосредоточиться на учебе, все думал, чем я там без него занимаюсь. Он первым вскрывал письма, которые мне приходили, подслушивал мои телефонные разговоры: я всегда слышала в трубке его тихое дыхание. Нас давно не приглашали в гости, мы даже в местный клуб не могли пойти – трезвый или пьяный, Гарри лез в драку, обычно с каким-нибудь весельчаком, осмелившимся дважды пригласить меня на танец. А самое ужасное – он был уверен, что я кручу роман с его отцом и братом, Винном. Чуть ли не каждую ночь он будил меня, приставлял нож к горлу и говорил: “Не ври мне, шалава, грязная потаскуха, ниггерская подстилка! Сознайся – не то я перережу тебе горло! Голову отрежу, клянусь! Говори правду. Винн у нас отменный жеребец, такого любовника еще поискать, да и папа – знатный кобель”. Так я лежала рядом с ним часами, Туз, – с холодным ножом у горла. Все об этом знали – миссис Макклауд, вся семья. Миссис Макклауд умоляла меня не уходить, иначе Гарри покончит с собой. А потом с моей кобылкой случилась беда. Тогда у свекрови открылись глаза. Она наконец поняла, что Гарри спятил от ревности. Однажды он пошел в конюшню, взял лом и перебил моей Нэнни ноги. Даже миссис Макклауд поняла, что это безумие, что рано или поздно Гарри меня убьет; она заказала частный рейс, и мы с ней улетели в Сан-Валли, где она пробыла со мной до самого окончания развода, – в Айдахо дело это небыстрое. Чудесная женщина, я называла ее “Праздник Рождества”, а она так радовалась, что в Санкт-Морице я выхожу в свет, общаюсь с людьми. Все любопытствовала, не завелся ли у меня кавалер. Ха! Можно подумать, я когда-нибудь выйду замуж!» Впрочем, замуж она все-таки вышла. Меньше, чем через месяц.

Я вспомнил, как про это трубили все журналы и газеты, что продаются в парижских киосках: «Штерн», «Пари матч», «Элль».

– Да-да, точно! Она вышла за…

– Акселя Йегера. Самого богатого человека Германии.

– А потом, конечно, развелась с ним?

– Не совсем. Именно по этой причине – помимо прочих, – я хотел, чтобы вы встретились. Кейт в опасности. Ей нужна защита. И заодно массажист, который готов с ней путешествовать. Человек образованный. И презентабельный.

– У меня нет образования.

Он пожал плечами и взглянул на часы.

– Давайте я ей позвоню и скажу, что мы поднимаемся?

Зря я не послушался Дворняжку, которая предостерегающе заскулила.

Вместо этого я позволил увести себя наверх, к Кейт Макклауд. Ради нее я начал врать, воровать и совершать преступления, за которые меня могли – и до сих пор могут – упечь в тюрьму до конца жизни.