Услышанные молитвы. Вспоминая Рождество

– Вроде это был несчастный случай, нет?..

– Вылезай из окопов, мальчик, война кончилась!.. Какой там несчастный случай, бог с тобой! Она убила Дэвида – умышленно и преднамеренно. Она самая настоящая убийца. И полиция об этом знает.

– Почему же ее до сих пор не посадили?

– Потому что так решила ее семья. Семья Дэвида. Дело было в Ньюпорте, а там всем заправляет ее свекровь, старуха Хопкинс. Ты ведь знаешь мать Дэвида, Хильду Хопкинс?

– Видел однажды в Саутгемптоне. Она покупала себе теннисные туфли. Помню, еще подивился, на кой черт восьмидесятилетней старухе теннисные туфли. Она была похожа на… богиню, только очень старую.

– Она и есть богиня. Потому-то убийство и сошло с рук Энн Хопкинс. Ее свекровь – богиня Род-Айленда. И святая.

Энн Хопкинс подняла вуалетку и теперь перешептывалась со священником, а тот в подобострастном трансе прикладывал к истощенным синим губам бокал с «гибсон-мартини».

– Но почему непременно убийство? Если верить газетам, это вполне мог быть несчастный случай. Насколько я помню, они вернулись со званого ужина в Уотч-хилле и легли спать в отдельных комнатах. Вроде бы в тех краях как раз орудовала шайка грабителей. Энн на всякий случай держала у кровати заряженный дробовик, и когда среди ночи дверь в ее спальню открылась, она с испугу пальнула в злоумышленника. Только им оказался ее муж. Дэвид Хопкинс. Она пустила ему пулю в лоб.

– Да, это ее версия. Так говорил ее адвокат, полиция, да и газеты… даже «Таймс»! На самом деле все было иначе. – Набрав в легкие побольше воздуха, как перед прыжком в воду, Айна затараторила: – Однажды в город приехала юная рыжеволосая убийца родом из Уилинга или Логана – словом, с запада Виргинии. Было ей восемнадцать лет, она росла в богом забытой глуши и уже успела выскочить замуж и развестись; а может, и это вранье. Она якобы вышла за морпеха, а через пару месяцев получила развод – на том основании, что муж пропал без вести (запомни это обстоятельство, оно еще сыграет роль в нашей истории). Ее звали Энн Катлер, и она была копией Бетти Грейбл, только со злобной физиономией. Работала она девочкой по вызову, а ее сутенером был старший коридорный из «Уолдорфа». Несколько лет Энн копила деньги, брала уроки вокала, танцев и в итоге стала любимой подстилкой одного стряпчего, работавшего на Фрэнки Костелло. Он все время водил ее в «Эль Морокко». Дело было в войну – 1943 год на дворе, – и в «Элмере» тогда вечно собирались гангстеры и военные. Однажды туда забрел обыкновенный морпех, только на самом деле не такой уж обыкновенный: его папаша оказался одним из богатейших людей на Восточном побережье – и пуританином, каких поискать. Дэвид был очень мил и хорош собой, но в сущности мало чем отличался от старика Хопкинса, такой же протестант с анальной фиксацией. Прижимистый. Непьющий. Словом, даже близко не светский лев. Вот он появляется в «Элмере» – молодой, озабоченный, слегка укуренный. Его узнал один прихвостень Уинчелла: купил пареньку выпить и сказал, что запросто устроит ему свидание с любой бабой из зала. Выбирай, мол, какую хочешь. И бедолага Дэвид сказал, что рыжая курносая штучка с большими сиськами его вполне устроит. Ну, прихвостень Уинчелла черкнул ей записку, и на закате малыш Дэвид уже корчился в искусных объятьях Клеопатры.

Для Дэвида, разумеется, это был первый сексуальный опыт – детская возня с одноклассницами не в счет. Ему сорвало крышу. И немудрено: я знаю одного великовозрастного богатея, которому точно так же сорвало крышу на почве Энн Хопкинс. Она подошла к делу с умом: сразу поняла, что Дэвид – крупная рыба, даром что молодой и зеленый. Энн бросила прежнее занятие и устроилась продавщицей нижнего белья в «Сакс». Ни о чем не просила, от подарков дороже сумочки гордо отказывалась и, пока он служил на флоте, каждый день строчила ему письма – милые уютные записочки, невинные, как приданое для новорожденного. Вообще-то она в самом деле залетела, и папашей в самом деле был Дэвид. Только она ни слова ему не сказала, пока он не приехал в очередную увольнительную и не обнаружил любимую на четвертом месяце беременности. Вот тут-то она впервые совершила смертоносный élan[65], отличающий по-настоящему опасных подколодных змей от мелких охотниц за цыплятами: заявила, что не хочет выходить за него замуж, никогда и на за что на свете не станет его женой, поскольку не желает вести такой образ жизни, какой ведут Хопкинсы, у нее для этого нет ни соответствующей родословной, ни душевных возможностей. Единственное, о чем она смеет просить: не оставлять ребенка без куска хлеба. Дэвид поартачился немного, однако, конечно, в душе обрадовался, хотя ему в любом случае пришлось бы идти с повинной к отцу, так как своих денег у него не было.