Услышать тебя...

Лиля молча смотрела, как он пьет. На загорелой шее двигался острый кадык, на подбородке порез от бритвы. Взгляд ее ничего не выражал. Когда Роберт поставил бокал, она поднялась и, взяв со стола бутылку с остат­ками вина, унесла на кухню. Роберт проводил ее долгим взглядом, повернулся к Капитолине Даниловне и, будто прислушиваясь к самому себе, изумленно сказал:

— А ведь я ее, кажется, и вправду люблю. Что же теперь будет-то, тетя Капа?

— Ничего, — вернувшись в комнату, с холодной улыбкой произнесла Лиля. — Поздно спохватился, дру­жочек. А сейчас вставай и... до свиданья!

Он удивленно воззрился на нее:

— Ты раньше так со мной не разговаривала.

— То было раньше, — Она спокойно смотрела на него. — Мама с дороги очень устала.

Роберт встал и, глядя Лиле в глаза, тихонько по­просил:

— Проводи меня, пожалуйста, до такси. Ну хоть до подъезда?

Что-то похожее на жалость шевельнулось в ней. Та­ким растерянным она никогда еще не видела Роберта. С него даже хмель слетел. Лиля вспомнила, каким обыч­но наглым и самоуверенным было это лицо. Когда она плакала, он снисходительно улыбался. Ему всегда нра­вилось, что она плачет. Его лицо становилось удовле­творенным, сразу улучшалось настроение. Он небрежно трепал ее за подбородок и лениво говорил: «Ну хватит, мышка. Мне надоело».

Он, конечно, врал. Смотреть, как она плачет на его широкой тахте, уткнувшись лицом в ковровую подушку, ему нравилось.

И уже не жалость, а торжество ощущала Лиля, глядя сейчас на него.

— Я уберу со стола, — сказала мать. — Роберт, не забудь корзинку.

Они молча оделись. Роберт поднял с пола тяжелую плетеную корзину с фруктами — гостинец от родителей из Андижана — и вместе с Лилей вышел на лестничную площадку. Пока дожидались мерно гудевшего лифта, попытался поцеловать Лилю, но она оттолкнула его.

— Я сейчас же уйду! — пригрозила она.

Роберт этого не хотел. Стоя в тесной кабине почти вплотную и не глядя друг на друга, молча спустились вниз. Даже на этот короткий отрезок пути — Лиля жила на пятом этаже — кабина лифта успела наполниться благоухающим запахом душистых спелых фруктов.

Лифт щелкнул и мягко остановился. У Лили заныло в низу живота. «Уж не забеременела ли я? — с тревогой подумала она. — Этого еще не хватало! Роберт преду­предительно распахнул перед ней дверь и, хотя в тес­ном лифте едва можно было повернуться, прижался к стенке и пропустил вперед. Протискиваясь мимо него, Лиля зацепилась ногой за корзинку и порвала новый чулок. «Черт бы тебя побрал с твоей пьяной галантностью! — с досадой подумала она, но ничего не сказала. Стоянка такси светилась на другой стороне широкой улицы, не видно ни одной машины. Впрочем, это Робер­та ничуть не огорчило.

— Через два квартала еще одна стоянка, — сказал он. — Прогуляемся? — Видя, что Лиля в нерешительно­сти, прибавил: — Поймаем такси, и я тебя подброшу до дома.

Они пошли по пустынной улице. Роберт не догадался взять корзину в другую руку и снова зацепил Лилю.

— Ты мне все чулки порвал, — сказала она с до­садой.

— Хочешь, завтра десять пар куплю? Двадцать? Тридцать? — он похлопал себя по карману. — Мой ста­рикан кое-что подкинул с тетей Капой на мелкие рас­ходы.

— Трать свои деньги на кого-нибудь другого.

— Это верно, подарками тебя не удивишь. Тебе, наверное, побольше отвалили? Мой-то папаша всего-навсего инженер плодово-ягодного завода, а твой — врач-венеролог и по совместительству капиталист. Сколь­ко облигаций он уже скупил у населения? Помнится, ты говорила, на три миллиона? Это значит, в год он вы­игрывает по государственным займам в среднем что-то около ста пятидесяти — двухсот тысяч чистенькими.

— Мой отец больше не покупает облигации, — не­громко сказала Лиля. Она уже кляла себя за то, что согласилась пойти с ним. Теперь, без свидетелей, он рас­пояшется. А ей совсем не хотелось слушать его пьяные откровения.

— Боже мой, какую я богатую невесту потерял! — не унимался Роберт.

— Если ты не прекратишь орать на всю улицу, я сей­час же повернусь и уйду, — сказала Лиля. И голос ее дрогнул. Одновременно она и Роберт поняли, что слиш­ком многое их еще связывает, чтобы вот так просто обо­рвать. Поймав ее встревоженный взгляд, Роберт поду­мал, что еще не все потеряно. Лилечке Земельской, то есть теперь мадам Волковой, рановато сбрасывать его, Роберта, со счетов. И, чтобы проверить свое предпо­ложение, он спросил:

— А этот... твой муженек тоже теперь будет отова­ривать выигрышные облигации в сберкассах? Кстати, ходят слухи, что никаких тиражей больше не будет. И облигаций. Представляешь, какой это будет удар для твоего папочки? Куда же он их денет? Стены будет об­клеивать?

— Мой отец сжег все облигации, — голос Лили по­лыхнул ненавистью. — Он покончил с этим.

— А я думал, ты опять попросишь меня получить выигрыш в сберкассе на десяток или два облигаций. Я тебя знаю: сама-то ты боишься, знаешь, что это дело рискованное.

— Какая же ты сволочь, — сказала Лиля.

Роберт остановился, поставил корзину на тротуар и, до боли сжав Лиле плечо, негромко, сквозь зубы про­бормотал:

— Не советую, мышка, обзывать меня.Ты ведь знаешь, я не люблю этого.