Услышать тебя...

— Сам ты курица! — засмеялся Бутрехин. — Чего нос повесил? Во-первых, какой я критик? А во-вторых, я ведь не сказал, что это плохо написано. Наоборот, слишком хорошо для газеты. — Он вскочил с табуретки и за­метался по тесной кухне. Губы его шевелились, он раз­водил руками, бросая на приятеля любопытные взгляды.

— В новую роль входишь? — усмехнулся Сергей. Николай остановился, торжественно положил обе руки приятелю на плечи.

— Волк, бросай свой фотоаппарат! Чтобы так на­писать про свинаря и телятницу! Я читал, как рассказ, как поэму.

— Остановись, — сказал Сергей. — У меня уже голова закружилась от твоих похвал.

— Год я тренировался на аккордеоне и выучил всего лишь две мелодии. — продолжал Николай. — Если бы, ты знал, чего мне это стоило! Помнишь, ты мне сказал, чтобы я бросил это занятие, мол, нет у меня к музыке таланта? Я тогда не поверил тебе. А ведь ты был прав! Так вот, теперь поверь мне: у тебя есть талант! Конечно, тебе еще надо многому учиться, развивать свой талант, но главное — он есть, и это сразу чувствуется.

— Почему же ты сказал, что не напечатают?

— Газета — это однодневка. У нее телеграфный стиль, а у тебя живой рассказ! Это скорее для журнала. Образные описания природы, ярко вылеплены характе­ры людей. Да такого я никогда не встречал в вашей газете.

— Понимаешь, обо всем этом тысячу раз писали. Ну, мне и хотелось как-то по-другому... — Сергей за­думчиво посмотрел в окно. — Если это вправду хорошо, то Голобобов напечатает. Он мужик справедливый, и у него есть вкус. Должен напечатать! Он не поверил, что я смогу. Я же видел его глаза. Скрепя сердце отпу­стил меня в командировку. Я должен был доказать ему!

— Только ему? — насмешливо взглянул на него Ни­колай.

— Ну хорошо, ей... и себе!

— Все-таки женщина много значит в жизни чело­века, — сказал Николай. — Плохая опускает до своего уровня, разбазаривает в мужчине все, что дано ему от бога, умная — наоборот, будит в человеке такое, о чем он и сам не подозревал. Даже не догадывался, что он на подобное способен.

— Значит, признаешь, что жена у меня умная? — улыбнулся Сергей.

— Я никогда не говорил, что она дура, — ответил Николай.

— Я пока не жалею, что женился.

— Дай бог, чтобы я ошибся, — сказал Николай.

— Ну, была не была, — поднялся с табуретки Сер­гей — Повезу редактору.

— С тебя бутылка коньяка, —сказал Николай.

— Это за что же?

— Я ведь первый открыл в тебе талант журнали­ста.

— Ошибаешься, — усмехнулся Сергей.

— Значит, это ты написал репортаж с ГРЭС? — взглянул на нею Николай. — То, что это не она написала, я понял сразу, но то, что это твоя работа, догадался только сейчас.

— Ну, я поехал, — заторопился Сергей.

— Как она? Пишет? — не отставал Николай.— Я имею в виду письма.

— Мы с ней по телефону разговариваем, — неохотно ответил Сергей.

— Передавай привет от меня... по телефону!

— Ты знаешь, мне это дорого обходится, — сказал Сергей. — Скоро без штанов останусь.

Засунув рукопись и фотографии за пазуху, он надел плащ и вышел на крыльцо. Дождь шелестел по крыше. Курица по-прежнему пряталась под деревом. Она даже не пыталась убежать, когда Сергей осторожно взял ее ладонями за теплые бока и сунул в руки стоявшему на крыльце Николаю:

— Она сейчас яйцо снесет.

И расхохотался: очень уж смешно выглядел Бутрехин с доверчиво смотрящей на него хохлаткой.

— Это ведь не наша, — пробормотал Николай. Сергей со смехом вскочил на мотоцикл и, щурясь от хлестких капель, укатил, разбрызгивая мутные лужи.

Голобобов за своим огромным письменным столом дочитывал оттиск полосы. На широком диване негромко переговаривались члены редколлегии — дядя Костя, Ло­банов, Султанов и замредактора Александр Арсентьевич Козодоев. Он больше месяца был уполномоченным по государственным хлебозаготовкам в Усвятском районе. Вернулся неделю назад. У Козодоева широкое добро­душное с рябинками лицо, светлые волосы, зачесанные набок. Глаза голубые, умные. Он то и дело с интересом поглядывал на Сергея.

Сергей сидел напротив и со скучающим видом смо­трел в окно. Извилистые струйки бежали по стеклу, во дворе блестели лужи. На зеленом заборе мокнул забы­тый кем-то старый ковер.

Редактор поставил на полосе красным карандашом свою размашистую подпись, нажал кнопку, и тотчас по­явилась курьерша тетя Глаша. Увидев ее, Сергей вспо­мнил Наташку, ее странную выходку, когда она убеж­денно заявила ему, что Лиля не любит его. Кстати, в тот же вечер на переговорной он чуть было не поверил несмышленой девчонке. Это когда Лиля сквозь зубы с ним разговаривала.

Тетя Глаша свернула полосу в трубку и быстро вы­шла из кабинета. Редактор поставил локти в сатиновых нарукавниках на стол, сплел свои толстые пальцы и уста­вился на Сергея. Глаза у Александра Федоровича цеп­кие, изучающие.

— Ты что же это, голубчик, нас тут за нос водишь? — сурово спросил он.

— За нос? — растерялся не ожидавший такого во­проса Сергей.

— Почему ты скрывал, что умеешь писать?

— Я и сам об этом недавно узнал, — улыбнулся Сергей. У него гора свалилась с плеч. Значит, все-таки он умеет писать.