Усмешка тьмы

– Я уже писал им! Этот Том вел себя просто глупо. Неудивительно, что я сдался, когда он сделал вид, что ни одного моего слова не понимает!

Натали пристально смотрит на меня и вздыхает. Облачко пара, сорвавшееся с ее губ, напоминает мне пузырь из комиксов, в который вписывают слова персонажей.

– Я тоже тебя не совсем понимала, – признается она.

– А я кое-что понял, – сообщает Марк с улыбкой победителя.

Не знаю, кто из них сейчас действует мне на нервы сильнее. Когда я начинаю стучать зубами – от усталости, от ночного холода, от чего-то еще, Натали говорит:

– Постарайся успокоиться, Саймон. Не надо больше сцен.

– Каких сцен? – вяло возмущаюсь я.

– Таких, как в банке. Или в библиотеке. Не стоит вести себя так. Ты же хочешь, чтобы все узнали о тебе как об исследователе, а не как о каком-то неадекватном типе?

Зубы продолжают выбивать дробь, поэтому ответить я не могу – да и хочу ли я отвечать? Она берет меня за одну руку, Марк за другую. Шапка-«сантаклауска» хлопает на ветру, пока они ведут меня прочь от банка.

– Давай успокоимся, расслабимся, – просит меня Натали. – Рождество же.

43: Собор святого Симона

– Спорю на свою пенсию, что ты еще никогда не ложился так поздно спать, Марк, – говорит моя мать.

– Ну, – тот мнется, – только когда за компьютером засиживался.

Натали недовольно смотрит на меня.

– Вот так новости. Это когда было?

– Когда я искал материал для Саймона.

– Очень мило с твоей стороны, Марк, – говорю я, – но сном в твоем возрасте никак нельзя пренебрегать.

– Я все равно не мог уснуть.

– Спорим, в полночь на улице ты еще точно не был. Будешь присутствовать при рождении, – настаивает мать.

Марк хихикает, смутившись, или на случай, если бабушка все-таки шутит, а Натали хмурится еще сильнее и откидывается на спинку сиденья. Жаль, что мы не поехали на ее машине, но мне не хотелось, чтобы отец подумал, будто мы не доверяем его мастерству водителя. С тремя людьми на заднем сиденье «мини» стал ужасно стесненным, как выразился бы Теккерей Лэйн, – мне кажется, будто меня везут в какую-то тюрьму по неизведанному неотслеживаемому маршруту. Дома стоят темные, и если окна и горят – то лишь очень редко. Время от времени попадаются припозднившиеся гуляки, улыбающиеся, когда мы проезжаем мимо.

– Мы еще не приехали? Куда мы вообще едем? – уточняю я на всякий случай.

– Ты только послушай его, Марк, – говорит моя мать. – Такой нетерпеливый. Как будто он младше тебя, ха-ха!

За лобовым стеклом выросла из мрака рождественская елка в центре дорожной развилки, и моя память болезненно шевельнулась.

– Разве мы не были здесь в прошлый раз?

– Конечно, ты уже бывал здесь, – говорит отец и смеется. Когда мать присоединяется, у меня мелькает неприятная мысль, что они заблудились, и теперь пытаются меня запутать. Дерево машет нам своими кричаще разноцветными ветвями, и «мини» ныряет в проулок, в котором ничего нет, кроме двух рядов высоких мрачных домов. Шторы на окнах первого этажа будто бы колышутся, выдавая маневры незримых наблюдателей, но, возможно, виной тому лишь блики рождественских огней.

– Если мы хотели попасть в церковь – это явно был самый долгий путь из всех возможных, – скромно замечает Натали.

– Мы думали, вам понравится кататься, – признается мама. – Куда спешить?

– Сейчас мы покажем вам, где он пришел в мир, – изрекает отец.

– Кто? – настораживаюсь на секунду я.

– А ты как думаешь? – подмигивает мать.

– Табби? – восклицает Марк с энтузиазмом.

– Святые угодники, нет, – качает головой отец. – Только не говори, Саймон, что он так же одержим этим клоуном, как и ты.

Мать поворачивается к нам и улыбается.

– Кто, как не ты, Саймон?

– Я ничего не помню об этом, – бурчу я в ответ.

– Конечно, не помнишь, глупенький мальчик. Ты только-только родился. – Салон машины заливает яркий свет – мы попали в пятно уличного фонаря. Когда отец выруливает влево, мама добавляет: – Вот мы и приехали. Как ты думаешь, Марк, тут когда-нибудь будет мемориальная доска в его честь?

По обе стороны дороги высятся уродливые бунгало – лужайки сплошь изрезаны сетью подъездных дорожек, сбегающих куда-то к мягко освещенным окнам. Меня удивила бы группа садовых гномов – целая маленькая деревня! – мимо которой мы проехали, не будь я так сбит с толку.

– Мы же здесь не жили.

– Разве мы ошиблись, Боб? – взволнованно спрашивает мать. – Я уверена, это здесь!

Отец сурово смотрит на меня в широкое зеркало заднего вида.

– Опять шалишь, – бормочет он.

За что этот упрек? Уж не за то ли, что он отвлекся от дороги на скользком повороте?

– Аккуратнее, Боб! – взвизгивает мама. – У тебя в машине ребенок. Пустил бы меня за руль!

– Ты не умеешь водить, Сандра.

Если он винит меня в том, что я сбил мать с толку, в следующей ее фразе я с тем же успехом могу винить его.

– Вот здесь я подняла Саймона на ручки так, чтобы ты видел.

Она смотрит в окно бунгало. Несмотря на светлые шторы, комната кажется темной. По мере того как машина замедляет ход, чтобы мы могли все рассмотреть, Натали произносит:

– Мне казалось, вы говорили, что он родился в больнице.