– Кто-нибудь может положить этому конец? – во всеуслышание объявляет Биб, и мисс Мосс в какой-то мере отвечает на ее призыв, запевая «О, явитесь, все, кто верит» и жестами призывая всех в зале встать и присоединиться.
– Спасибо всем за то, что пришли! – говорит она. – Спасибо мистеру Стилу и всему актерскому составу за такое запоминающееся представление!
Под аплодисменты маленькие актеры разбегаются. Взрослые в зале болтают и смеются, ожидая возвращения своих чад, но Натали и ее родители молчат, да и я, честно говоря, не знаю, что сказать. Проходит несколько долгих минут, прежде чем Марк выходит к нам и вручает горшочек Натали.
– В превосходном состоянии, – заверяет он ее.
– В отличие от этого спектакля, – критикует Биб.
– Не на такое, конечно, мы пришли посмотреть, – соглашается с ней Уоррен.
Натали принимает подношение и треплет Марка по голове.
– Спасибо, что уберег его, – произносит она.
– Эй, Саймон! – он оборачивается ко мне. – А как тебе представление? Я видел, как ты со смеху покатывался!
Я буквально чувствую, как меня живенько берут в оборот невысказанные вслух предупреждения, потому говорю:
– Это был интересный опыт.
Я боюсь, что Марк сочтет это недостаточно благодарной реакцией, но его счастливая улыбка утверждает обратное, будто именно такие слова он и хотел услышать.
– Это еще что! – говорит он. – Вот погоди, доберемся домой – и ты совсем обалдеешь.
35: Инквизиторы
Когда машина Хэллоранов тормозит у наших апартаментов, Биб нарушает повисшее в воздухе тяжелое молчание:
– Хочешь, чтобы мы остались, Натали?
– Нет. Уезжайте. Вы и так сделали достаточно.
Голова Марка показывается из-за плеча матери:
– Посмотришь теперь?
– Тебе лучше отправиться спать, – говорит Уоррен. – Твоей маме и мистеру Ли Шевицу нужно кое-что обсудить.
– Помни, что мы от тебя на расстоянии звонка, – заверяет Биб свою дочь. – Не бойся нас разбудить.
Когда машина сворачивает в переулок, удаляясь прочь, я чувствую, как холодные снежные хлопья тают у меня на лбу. Прикосновения сползающих капелек похожи на ощущения от взгляда Биб. Такие же неуютные.
Мне приходит в голову попробовать прочитать имя хозяина квартиры напротив нашей, но когда я счищаю снег с табличек, под ним оказывается льдистая корка – плотная, за ней ничего не разобрать. Марк сразу мчится наверх, Натали спешит следом – где-то вполовину его скорости. Я плетусь в самом глубоком арьергарде, обеими руками обхватив чемодан. Уже у двери комнаты Натали я едва ли не падаю вместе с ним внутрь.
– Ты выглядишь потрепанным, – замечает она.
– Ну тогда не кантуй меня сильно.
Даже тени ответной улыбки не возникает на ее лице, и нас, как обычно, спасает Марк:
– Здесь, Саймон!
– Иди. Разберитесь уже с этим, – говорит Натали не то мне, не то нам обоим и отступает на шаг в сторону, освобождая мне проход.
Марк сидит за моим столом. Интересно, пользовался ли он компьютером, пока меня не было? Он не смог бы выйти в Интернет без моего пароля, и я понять не могу, с чего это вдруг волнуюсь. Возможно, дело в том, что я опасаюсь за сохранность моих трудов. Возможно, меня беспокоит книга, лежащая прямо под рукой Марка – книга, которую явно недавно открывали.
– Смотри, что я сделал, – говорит он, протягивая ее мне.
Открывая книгу, я не вижу никакой разницы поначалу, но потом дохожу до страниц о Табби Теккерее. Поля стали угольно-черными от плотной карандашной штриховки. Конечно, толку от этого поношенного покетбука на языке, который я никогда не учил и учить не собирался, было мало, и траурный цвет штриховки можно было бы принять за часть погребального ритуала, но я почему-то ощутил наплыв абсурдного раздражения – как если бы Марк испортил хорошую книгу.
– Ты что натворил?
– Я увидел этот приемчик в фильме, – говорит он с широкой улыбкой, которую я нахожу совершенно неуместной. Я собираюсь даже заявить ему об этом прямо здесь и сейчас… но тут замечаю, что в черноте полей есть просветы. Там, на полях – слова, еле заметные, почти что неразборчивые. Зря ломать глаза нет никакого желания – а расшифровывать эту кашу себе дороже:
троп
труп
труппа
Вели
киум
создал
портал
сссыл
кивмес
ееувяз
ал
изпод
созна
ниябол
ного
что ради
знания
готово
на всё
истёкпос
лед
нисрок
имерт
вый
аж
ива
ет
Бог
Ладно бы это была просто бессмыслица. Бессмыслица эта выведена знакомым почерком – можно было бы обмануться на этот счет, если не учитывать некую
– Смотри, Марк, – говорю я, открывая ящик стола. На самом верху упрятанной туда небольшой стопки плакатов лежит тот самый, что был подписан Табби Теккереем.
Да, меня не обманула визуальная память: тут – та же самая четкость линий, внезапно переходящая в нервические завитушки. Почерк в книге и почерк на плакате похожи до неприличия.
– Зачем ты это сделал, Марк? – спрашиваю я. Иного объяснения просто не пришло мне в голову, хоть мысли поначалу и немного путались – ситуация казалась слишком уж абсурдной даже для бывалого меня.
– Говорю же… – он почему-то конфузится сверх меры.