Уснувшие дети

Оказываясь лицом к лицу с опечаленными родителями, жандармы позволяли себе отпускать комментарии. После разграбления американских вилл возле Марселя героин стал распространяться за пределы парижских пригородов и Голландии, до самой Италии. Точные сведения получить было трудно. Наркотик циркулировал в деревнях и маленьких городках, на студенческих вечеринках и семейных праздниках, в районах, примыкавших к центру, следуя еженедельными путями местных студентов, которые учились в Ницце и приезжали на выходные. Шприц быстро вытеснил сигарету с травкой и завоевывал все больше поклонников, довольных новыми ощущениями. Эти юнцы, томящиеся от скуки и околдованные всем, что приходило из города, становились отборными клиентами дилеров, а потом и сами начинали перепродавать дурь, чтобы оплатить собственные расходы. По мере увеличения распространения дури усиливалось и возбуждение, которое она вызывала. Родители мучительно топтались на месте, не в силах разгадать причину недуга своих детей. Порой доходило до сумасшествия. Люди десятилетиями изнуряли себя работой, чтобы добиться достатка и уважения. И тем горше им было сейчас. Они рассчитывали, что потомки будут беречь и приумножать то, что представляло для них ценность, и то, что они с таким трудом создали. Однако пришло время, когда дети готовы были выбросить все их наследие в сточные канавы самых вонючих улочек городка.

Наука

Вечером 3 января 1983 года пробы, взятые у пациента Вилли Розенбаума, прибыли в Институт Пастера. Люк Монтанье сразу приступил к работе. Он разделил срез лимфоузла на несколько фрагментов и поместил их в питательную среду. Эти порции бульона с фрагментами тканей он распределил для дальнейших исследований между своими сотрудникам и стал ждать результатов. Несколько дней спустя прибыла еще одна проба, взятая у другого пациента: LAI.

Жан-Клод Шерман собрал группу у себя в кабинете. Он привык работать с опасными вирусами в Институте Пастера, но о реальной опасности именно этого вируса никто не имел ни малейшего представления. Ученый убедился, что каждый член группы согласен начать эксперимент. Ему не хотелось никого принуждать. Все оказались единодушны: «Если вы этим займетесь, то и мы займемся вместе с вами».

И началась долгая работа. После трех недель наблюдений Франсуаза Барре-Синусси, бывшая студентка Шермана, обнаружила активность обратной транскриптазы, то есть энзима, который ретровирусы используют, чтобы проникнуть в организм зараженного. Она отдавала себе отчет, что в этих пробирках с пробами все очень быстро изменяется. Причем не только подтвердилось наличие ретротранскриптазы, но и обнаружилось, что клетки гибнут поразительно быстро: в пробирках с питательным раствором скоро фактически не осталось материала для наблюдения.

На экстренном совещании в кабинете Шермана было принято решение подкормить образцы лейкоцитами, чтобы поддержать их активность. Для этого сделали запрос в центр переливания крови Института Пастера. Определить возбудителя болезни не удалось, но ученые решили его подкормить, чтобы получить дополнительное время для его идентификации.

Оказавшись перед фактом внезапной гибели клеток, группа Института Пастера усомнилась в правильности гипотезы американских коллег. По ту сторону Атлантического океана были уверены, что возбудитель болезни, несомненно, ретровирус типа HTLV. Но если бы это было так, то наблюдаемые клетки имели бы тенденцию к разрастанию. Однако в культурах Института Пастера они массово погибали.

Через несколько дней Франсуаза Барре-Синусси снова обнаружила в культурах энзим, типичный для ретровируса, на этот раз в гораздо большем количестве. Она сообщила об этом своему руководителю. Жан-Клод Шерман, в свою очередь, предупредил Люка Монтанье, который передал пробы Шарлю Доге.

Доге, специалист Института Пастера, работавший с электронным микроскопом, попытался локализовать ретровирус. Он тоже встревожился, поскольку задача была опасная, но в такого рода наблюдениях у него уже имелся опыт. С помощью новейшего оборудования он тщательно изучил все фрагменты среза, которые ему предоставили. Поняв, что находится у цели, Люк Монтанье каждый вечер приходил посмотреть, не появилось ли в пробах что-нибудь осязаемое. Третьего февраля, после показавшейся бесконечной недели ожидания, у него снова зазвонил телефон. Доге был краток: «Все получилось, я вижу возбудитель».

Вся команда собралась у него кабинете. Каждый заглянул в микроскоп, желая увидеть, как сами собой разрастаются крошечные частицы вируса. И они не были похожи на те, что были известны до сих пор.