Когда г-н фон Рейндль получил телеграмму американца, он задумался. Дениель В. Поттер держался в тени, в газетах о нем почти не писали, еще реже помещали его фотографии, однако г-н фон Рейндль не сомневался, что этот заурядный на вид человек — один из тех трехсот, которые совместно решают, быть на земле миру или войне и не настала ли пора прекратить русский, индийский, китайский эксперименты.
Поэтому, получив телеграмму, г-н фон Рейндль позвонил по телефону г-ну фон Грюберу. Тайный советник Себастьян фон Грюбер занимался превращением мощи горных баварских рек в электроэнергию. Упрямо, без шума и с успехом. Так же упрямо создавал он в Мюнхене Музей техники. Г-н фон Рейндль выпускал автомашины и газеты, строил суда, открывал гостиницы, добывал железо и уголь, покупал картины и женщин, был знатоком людей, изысканных блюд, искусства; о нем много говорили в печати. Г-н фон Грюбер занимался только музеем и электричеством, и о нем никто ничего не знал. У этих двух людей было мало общего. Но кое-что все же было: у обоих в руках была власть, оба любили свою Баварию, оба знали, что эта немецкая провинция со всем населением, и стадами, и деревнями, и главным городом, и лесами, и полями, и тем, что в них водится, должна измениться до основания, притом в самое ближайшее время. Этого требует экономика всего государства, всей этой части света. И Рейндль и Грюбер любили крестьянский облик своей страны, но не станут же они сложа руки смотреть, как иноземцы навязывают Баварии промышленность, без которой ей не обойтись. Чем впускать этих пришельцев, лучше самим содействовать развитию, которому все равно нельзя помешать. И оба прилежно занимались индустриализацией Баварии — Рейндль, выпуская машины, Грюбер, строя электростанции.
Так что, получив телеграмму американца, Рейндль позвонил по телефону г-ну фон Грюберу. Он был умен и отлично отдавал себе отчет, что Грюбер сделал для страны не меньше, чем он, Рейндль. Потому что моторизация Баварии была важна, но еще важнее была электрификация, освобождавшая ее от угля других немецких областей, превращавшая в одну из экономически развитых провинций. Г-ну фон Грюберу удалось добиться очень многого. Поверхностный наблюдатель решил бы, что Бавария по-прежнему барахтается в своем устарелом сельском хозяйстве. Но этот любитель экспериментов, этот американец, разумеется, сразу поймет, сколько возможностей кроется в уголке Центральной Европы, именуемом Баварией. Придется показать ему и кое-что недоделанное: это еще сильнее его распалит. Да, Рейндль был настоящий баварец и ради удовольствия задвинуть Грюбера в тень не собирался отказаться от выгод, которые сулил приезд Мамонта.
Рейндль пригласил Денни Тридцатилетку пообедать с ним. Они сидели в ресторане Пфаундлера — длиннозубый господин в мешковатом костюме и бледный, одутловатый Рейндль. Благодушно настроенные, они много ели, пили, смеялись. Мюнхенцы не отличались осведомленностью в мировой экономике. Кое-кто, может быть, и догадался бы, что длиннозубый господин — американец. Но если бы им сказали, что непрезентабельному собеседнику Пятого евангелиста отведена большая роль в истории города Мюнхена, чем самому Руперту Кутцнеру, они все засмеяли бы такого безмозглого болвана.
Приятели меж тем освежали общие воспоминания. В давние годы они много путешествовали вместе. Однажды провели приятный месяц на морском побережье. В другой раз целую неделю жили в одной палатке — это было в Севилье во время фиесты. С тех пор прошло много лет. Денни Тридцатилетка отметил про себя, что Рейндль безбожно растолстел и отнюдь не похож на прежнего покорителя сердец. Рейндль отметил про себя, что этот Поттер стал обыкновенным денежным пузырем, а ведь был когда-то человеком своеобычным и очень компанейским.