Успех

Когда обозрение кончилось, из театра приехала актриса Клере Хольц. Пфаундлер стал просить ее спеть песенку тореадоров, но она отказалась, говоря, что без музыки и хора это невозможно. Ей рассказали о споре Каспара Прекля с американцем. Она искусно завладела вниманием молодого инженера, надеясь, что уговорит его спеть баллады. После встречи с художником Ландхольцером Прекль ни разу не пел. Сейчас он заколебался. Ему очень хотелось петь, но было противно выступать перед этими людьми. Все же Клере Хольц добилась своего. Прекль таил надежду переубедить американца: кто знает, может быть, то, чего не случилось, когда Поттер увидел реальную Россию, случится сейчас, когда он услышит эти баллады, может быть, денежный пузырь хоть на несколько минут поверит в учение Маркса и Ленина. После Гармиша Пятый евангелист не слышал баллад, и ему тоже не терпелось услышать их. Каспар Прекль пел, как всегда, пел звонко, мятежно, убежденно эти свои удивительные баллады о будничной жизни и о маленьком человеке, тонкие, злые, как бы исторгнутые из народных недр большого города, вызывающие, непосредственные. Исполнял он и новые песни, они были еще лучше, острее прежних, и Каспар Прекль пел их не хуже, чем всегда, даже с большим подъемом. Но на этот раз они почему-то никого не взволновали: возможно, из-за Денни Тридцатилетки, который слушал, не выпуская трубки изо рта, с любопытством, пониманием и полнейшим бесстрастием. Каспар Прекль отложил банджо, наступило тягостное молчание. Потом американец вежливо зааплодировал и произнес:

— Очень славно. Благодарю вас.

И после небольшой паузы добавил, что, раз г-жа Хольц отказывается петь, недурно было бы раздобыть пластинку с маршем тореадоров. Словно по щучьему велению, появилась пластинка. Под звуки легкой мелодии г-н Поттер, один из трехсот, решавших, быть на земле миру или войне, мору или здравию, голоду или изобилию, начал танцевать с актрисой Клере Хольц.

Остальные четверо молча смотрели на них. Г-н фон Грюбер размышлял при этом, вложит ли американец часть своих долларов в электростанции прекрасного баварского края. Он ждал новых вопросов мистера Поттера. Но Мамонт только спросил, по-прежнему ли писатель Тюверлен живет в Мюнхене. Ему хотелось бы познакомиться с ним, поговорить.

— По душам. Как с вами, старик, — сказал он Рейндлю.

Пятый евангелист так и не понял, говорит ли тот всерьез или издевается над ним.

7 Добрый вечер, крыса!

С того дня, как во всем разуверившийся начальник тюрьмы Фертч узнал, кто преемник Кленка, для Мартина Крюгера начались девять мрачнейших в его жизни месяцев. При Гартле человек с кроличьей мордочкой, несомненно, получил бы повышение, но министром стал Мессершмидт, и, значит, все его надежды и труды снова пошли насмарку. Впервые за многие годы смиренного приспособления к переменчивому нраву начальства Фертч потерял терпение. Он взбунтовался и перешел на сторону параллельного правительства, настоящего правительства — на сторону «истинных германцев».

Заключенный Крюгер не мог не заметить перемены политического курса человека с кроличьей мордочкой, — ему внезапно, без объяснений снова запретили писать. Заключенный номер 2478 и начальник тюрьмы вступили в жестокую борьбу, и Мартин понимал, что кончится она лишь в том случае, если Фертч получит оклад по тринадцатому разряду. В прежние времена тот быстро уложил бы его на обе лопатки. Тогда он не умел обуздывать себя, не умел принудить к молчанию ни гордость, ни рот. Но теперь, глубоко проникнув в мир картин мятежника Гойи, он нашел более разумный способ разрядки, стал умнее. Да, он стал умным мятежником и твердо решил при любых обстоятельствах держать себя в руках. За шестнадцать месяцев тюремного заключения Крюгер научился покорствовать, уклоняться, стоять на своем.

Пока Мартин Крюгер сидел в тюрьме, наступило лето, лето сменилось осенью, осень — зимой. За это время был убит германский министр иностранных дел^{37}, Бенито Муссолини стал диктатором Италии, турки наголову разбили греков^{38}, свободная Ирландия получила конституцию^{39}. Французские промышленники никак не могли договориться с немецкими, поэтому Франция грозилась в виде залога занять Рурскую область. Множество немцев успело превратиться в миллионеров, но в миллионеров-бедняков: кто владел миллионом марок, тот располагал всего-навсего ста двадцатью пятью долларами.