Она говорила. Не кричала и совсем не чувствовала того горького облегчения, на которое надеялась. Зато мгновенно поняла, что вот наконец встретила человека, который не отнесется к ее негодующим словам, как к вспышке умалишенной, снисходительно, но слегка нетерпеливо. Она говорила долго, и он слушал ее и, уж конечно, не обдумывал, что бы ей такое ответить, как когда-то имперский министр юстиции Гейнродт. Этому человеку можно было сказать, что думаешь, и твердо знать, что слушает он не только умом, но и сердцем.
Господин фон Мессершмидт со своей стороны приготовился к нескончаемым жалобам, к возмущенным нападкам. Крюгер был чужак, это не вызывало сомнений, утверждение, что он невиновен, казалось малоправдоподобным, а начальник тюрьмы Фертч, на которого так негодовала Иоганна, слыл примерным службистом. Разумеется, эта женщина все преувеличивала, а об юридической стороне вопроса она говорила явно с голоса адвоката. Но ему было приятно смотреть, как независимо она сидит перед ним, как тверда линия ее рта, произносящего решительные слова. Она была полна неколебимой веры, непосредственного возмущения. Кто же прав? Засудивший Крюгера первоклассный юрист Гартль или г-жа Иоганна Крюгер с ее не слишком логичными доводами? Усталые, навыкате, старческие глаза пристально глядели в смелые серые глаза женщины. Он насквозь видел эту молодую баварку. Она рождена для разумной жизни, для забот о муже и детях. Но не для борьбы с баварским правосудием — кто лучше, чем он, знал механику этого правосудия? И вот она сидит перед ним, и произносит затверженные слова, и ведет борьбу за директора государственных музеев Крюгера, за чужака, который повесил в галерее сомнительные картины и был приговорен к тюремному заключению за лжесвидетельство. Нелегкую ношу она взвалила на себя.
Господин фон Мессершмидт дал ей выговориться, почти не прерывая вопросами, изредка что-то записывая. Когда она кончила, он не стал, как боялась Иоганна, растекаться в общих местах, а просто сказал, что в течение двух месяцев она получит ответ насчет пересмотра дела. Иоганна смотрела ему прямо в глаза. С сомнением в голосе сказала, что председатель земельного суда, от которого зависит пересмотр дела, отказался назначить ей определенный срок. Заявил, что не может связывать себя такими обещаниями.
— Через два месяца вы получите ответ, — отрезал г-н фон Мессершмидт. — Раньше, чем зацветут деревья, — ворчливо добавил он и кивнул ей.
Иоганна хотела спросить еще что-то, но его ворчливый тон и особенно кивок успокоили ее, наполнили уверенностью, и она промолчала.
Так молча они сидели друг против друга — старик и Иоганна. Это безмолвие было красноречивее, чем все сказанные слова. Иоганна хотела, чтобы когда-нибудь, хоть раз в жизни, ей довелось посидеть в таком многозначащем молчании с Жаком Тюверленом. Перед уходом она чуть было не начала утешать старика.
Господин фон Мессершмидт вызвал к себе старшего советника Фертча. Человек с кроличьей мордочкой привез кипу документов, был угодлив, полон готовности дать исчерпывающий ответ на любой вопрос. Министр говорил мало, нехотя, старший советник так и сыпал словами. Глядя, как быстро поднимаются и опускаются щетинистые усики Фертча, г-н фон Мессершмидт думал — какая же это комедия, что такое вот существо призвано обществом превратить Крюгера в законопослушного гражданина. Так как доклад Фертча не давал никаких оснований для придирок, министр сказал только, что придает большое значение особо гуманному режиму в одельсбергской исправительной тюрьме. Он заявил это тоном, не терпящим возражений, потом повторил уже почти просительно. Человек с кроличьей мордочкой держался все так же скромно, даже благоговейно. Он убедился в том, что знал и раньше, — дни старого чурбана, который так незаслуженно восседает в этом кресле, сочтены. Он, человек с кроличьей мордочкой, делал ставку на «патриотов», только на «патриотов» и на их приспешника Гартля. Он откланялся смиренно, с обычным раболепием, хладнокровно думая при этом — «начхать на старую задницу», — затем, то и дело подпуская шуточки, пересказал весь свой разговор с министром директору департамента Гартлю.
16
О честной игре
В это время мистер Дениель В. Поттер сидел, развалившись в стареньком кресле-качалке на вилле «Озерный уголок». Жак Тюверлен пригласил в этот день и инженера Каспара Прекля, предвкушая долгие, интересные споры. Тот, как всегда беспокойный, как всегда угловатый, то шагал взад и вперед по просторной комнате, то прислонялся к стене.