Успех

«Истинные германцы» обнаружили, что левые отлично осведомлены, кто и когда собирается у генерала Клёкнера. Никакой опасностью это «патриотам» не грозило: генерал был волен встречаться, с кем хотел. Но факт оставался фактом, — в генеральском доме завелся предатель. Слово «предатель» было в большом ходу у «истинных германцев». Один из пунктов их романтического устава гласил: «Предателей приговаривает к смерти тайное судилище». Тайное судилище, «феме», существовало в Германии в средние века, и единственной его целью была замена неповоротливой официальной судебной машины скорым и более близким народному духу судом. Патриотическое движение возродило феме, но под влиянием приключенческих романов, рассчитанных на подростков, придало ему жутковато-романтический характер: по приказу непонятно каких начальников оно имело право устранять всякого, кто был ему неудобен. Это зловещее судилище «истинных германцев» уничтожило уже несколько сот человек. Кое-кто из «патриотов» стал поговаривать, что обо всем происходящем в доме генерала доносит левым служанка Амалия Зандхубер, что она виновна в предательстве. А когда после очередного собрания у Клёкнера властям стало известно о подпольном складе оружия «истинных германцев» и работавшие в полиции агенты «патриотов» лишь с большим трудом спасли это столь необходимое партии оружие, тайное судилище приговорило служанку Амалию Зандхубер к смерти. Генералу решили об этом не сообщать: ее видели в обществе приказчика из мясной лавки, коммуниста, какие тут еще нужны доказательства.

Все чаще исчезали люди, приговоренные тайным судилищем, все больше было об этом разговоров. В левой печати появились негодующие статьи, и власти дали понять «истинным германцам», что впредь уже не смогут смотреть на их подвиги сквозь пальцы. Поэтому исполнение приговора над служанкой было делом несколько рискованным. Таким образом, Эриху Борнхааку представилась возможность совершить из ряда вон выходящий и устрашающий поступок. Он предложил, что рассчитается с приговоренной, соблюдая тайну, но вместе с тем таким способом, чтобы всем предателям стало неповадно.

У генерала Клёкнера было несколько собак, и служанка Амалия Зандхубер выводила их на прогулку. Кроме того, любопытная и болтливая бабенка пользовалась каждым случаем и предлогом, чтобы хоть ненадолго выскочить на улицу. Генерал жил в районе особняков, в тихой, аристократической части города. Окруженные садами дома стояли поодаль друг от друга, улица была безлюдна, каждый новый человек сразу бросался в глаза. В последние дни Амалии стал часто встречаться красивый парень в кожаной шоферской куртке. Стоило ей выйти на улицу, он прямо как из-под земли вырастал, ходил вокруг да около, а заговорить, видно, не решался. Она стала ему улыбаться для ободрения, и он действительно заговорил — правда, не очень развязно, зато обходительно. Нарушая местные обычаи, он не взял быка за рога, дни шли, а он все еще ничего не предпринимал. Служанке его поведение казалось необыкновенно аристократичным, к тому же она чувствовала своеобразную материнскую нежность к юнцу, совсем, видно, неопытному в любовных делах. Мясник предупреждал ее, что у парня противная рожа, ни дать ни взять «истинный германец», пусть поостережется, от таких добра не жди. Думается ему, что этот пес липнет к ней с какой-то целью, и вовсе не с такой, какая мечтается Амалии. Но та считала, что в приказчике говорит одна ревность, радовалась, что все еще нравится мужскому полу, так что, когда молодой человек в кожаной куртке пригласил ее в ближайший вечер прокатиться в машине до Штарнберга, она с радостью согласилась.

К сожалению, в машине они были не одни. Парню в кожаной куртке — его звали Людвиг, очень подходящее имя — пришлось прихватить с собой на прогулку двух приятелей, так как они-то и помогли ему раздобыть машину. Один был шикарный молодой человек, одет с иголочки, кавалер что надо. Другой понравился Амалии куда меньше: неуклюжий увалень мрачно оглядел ее и едва кивнул головой, когда их знакомили, а вот шикарный кавалер поцеловал ей руку, чем даже вогнал в краску.

Выехали поздно вечером. Дул южный ветер, фён, погода была совсем не декабрьская. Почти весь снег стаял. Приятели Людвига сели впереди, он с Амалией устроились на заднем сиденье машины, отличного лимузина, и Амалия была в восторге и от Людвига, и от поездки, хотя в меньшем, чем если бы они ехали вдвоем. Конечно, очень приятно, что Людвиг не такой нахал и приставала, как другие, но все-таки мог бы и поразговорчивей быть. Впрочем, те, впереди, совсем как воды в рот набрали. Ехали медленно, все время на юг, по предместью Зендлинг, в сторону негустого, просторного и пустынного форстенридского парка.