Да, сидевшим впереди — Эриху Борнхааку, который вел машину, и боксеру Алоису Кутцнеру — говорить было не о чем. Все уже было переговорено. Боксер тупо глядел на полоску дороги, которую выхватывали из темноты автомобильные фары. Стоял декабрь, а он обливался потом, от фёна у него спирало дыхание. Он был доволен, что наконец можно сделать нечто реальное, осязаемое. Слишком долго тянулось это дело с королем Людвигом Вторым. Юнцы болтали, не скупились на обещания, а дряхлый монарх все еще томился в унизительном, гнусном заточении. Боксер Алоис с готовностью согласился, когда Эрих предложил ему принять участие в наказании предателя. Хотя и неясно, с кого начинать: все они виноваты, что король сидит за решеткой, вся эта шайка предателей. Хорошо, что наконец что-то можно будет сделать, что понадобился и он, Кутцнер Алоис, его сила, его руки. Схватить кого-то за глотку, выпустить из него юшку — от одной этой мысли становилось спокойнее, легче на душе.
Тем временем Амалия Зандхубер, сидя рядом со своим Людвигом, взяла его за руку, но он даже не ответил на ее пожатие. Очень застенчивый молодой человек. Сегодня Людвиг был особенно молчалив. Потому, вероятно, что вспомнил отца, вспомнил, как в детстве тот катал его по этому самому лесу, распугивая во мраке королевских кабанов. Но откуда Амалии было знать об этом?
— Жалко, что эти увязались с нами, — сказала она.
— Чем больше компания, тем веселее, — уклончиво ответил тот.
— Что верно, то верно, — согласилась она. — Но все равно жалко.
Ровная асфальтированная дорога была пустынна этим зимним вечером — очень уж действовал людям на нервы отвратительный фён. Редко-редко проносилась встречная машина, проезжал велосипедист. Они миновали дом лесничего и почти сразу свернули с шоссе на узкую дорогу, раскисшую от талого снега. Машина прыгала на ухабах, разбрызгивая грязь.
— Куда это он? — спросила девушка. — Мы же собирались в Штарнберг.
— Эта дорога прямее, — сказал Людвиг.
— А вдруг он застрянет? — снова спросила Амалия. И он действительно застрял, машина остановилась. Сидевшие спереди вылезли. — Что там стряслось? Я им сразу бы сказала, что они здесь не проедут.
— Захотим, так проедем, — пробурчал неуклюжий увалень; чем дальше, тем меньше он нравился Амалии. Второй промолчал.
— Так за чем дело стало? — не унималась Амалия. — Давайте воротимся на шоссе, иначе нам не поспеть в Штарнберг.
— А ну его, Штарнберг! — сказал боксер, с горечью вспоминая озеро, в которое якобы бросился его король.
— Вылезайте-ка все из машины! — весело крикнул шикарный. — Здесь куда приятнее, сейчас вы сами увидите, барышня.
— Да, — подтвердил и ее Людвиг. — Здесь нам будет в самый раз.
— Что же здесь приятного? — Она растерянно оглянулась по сторонам. — По-моему, так здесь ужасно неприятно. Кругом грязища, нигде не присядешь. И шагу ступить нельзя, сразу наберешь полные туфли воды и всякой дряни.
— А у меня в пяти минутах ходьбы отсюда охотничий домик, — сказал шикарный и белозубо улыбнулся красными губами. — И все готово для легкого ужина. Я буду просто счастлив, если вы окажете мне такую честь. — Он нагло, в упор посмотрел на нее голубыми, жесткими глазами. Уже почти побежденная столь рыцарственными манерами, Амалия все же нерешительно взглянула на Людвига; впрочем, в ее взгляде было больше кокетства, чем колебания.
— Пошли, — сказал Людвиг, — что тут долго разговаривать. — И вылез из машины.
Она тоже вылезла, поскользнулась на снегу, жеманно взвизгнула и недовольно сказала, что это не погода, а свинство.
Шикарный и Людвиг с двух сторон взяли ее под руки. Увалень тяжело топал сзади. По узкой тропинке они углубились в лес. Темные густые облака быстро неслись по небу, сильными порывами то справа, то слева налетал теплый ветер. Над верхушками деревьев узким серпом взошел месяц. Сверху капало, текло, ноги скользили по земле, тускло поблескивали грязнобелые лужи растаявшего снега. Если лужа была большая, шикарный и Людвиг приподнимали Амалию и перескакивали вместе с нею, и она даже начала веселиться.
— Ну и мускулы у вас у обоих, господа хорошие, — похвалила Амалия. — Но пять минут уже прошло, далеко еще до вашей виллы?
— Нет, уже близко, — сказал шикарный.
Тропа кончилась, теперь они продирались прямо сквозь кустарник.
— Да ведь тут нет никакой дороги, — сказала Амалия. Они подхватили ее на руки и понесли, сучья немного царапали ее, и все равно это было страшно весело — плыть на руках у двух сильных мужчин по лесу, когда в лицо дует теплый ветер. — Тут нет никакой дороги, — повторила она. — Как вы доберетесь до своей виллы?
— Где есть вилла, там и дорога найдется, — сказал шикарный и с улыбкой поглядел на нее. Какие у ее Людвига образованные друзья!
С той минуты, как они вступили в кустарник, увалень прошел вперед, он раздвигал ветки, наклонял их, вел себя, словно глава отряда. Эриху Борнхааку все это порядочно надоело. Фён раздражал его, почти как трескотня этой дурищи, сидевшей на руках у него и у Людвига. Но боксер Алоис даже не замечал ветра. Он был полон темной жажды действия.