Вот она, "миленькая, чистенькая комнатенка, отнюдь не заслуживающая специального описания". Вот и волшебное зеркало. Из этого узкого, замкнутого и, пожалуй, мрачного мирка он, Игорек, выкарабкался вчера в некое вольное странствие, обернувшееся постыдным фарсом. Зачем-то был вздут, катался по земле весь в соплях, окровавленный.
И тут действие, растянутое в безвременье наподобие резины, вдруг убыстряется, сжимается пружиной, выстреливает, наскоро упестряется прочерками, на детективный манер символизирующими провалы, и кто знает, что там в них делалось, в этих провалах. Лицо Игорька украшает уже мужественное и жесткое выражение, его подбородок медленно и жутко выстраивается в квадрат, а зрачки суживаются до пылающих точек, из которых вот-вот ударят испепеляющие лучи; он садится на стул, вытягивает ноги и приказывает душе, успевшей вытереть сопли и кровь бесплотной ладошкой:
- Пиши!