Успехи Мыслящих (СИ)

- Да, я с младых ногтей знакомилась с книжками, а иной раз и почитывала, но это не прошло для меня даром, и намучилась я с ними, в психологическом разрезе, больше, чем получила наслаждений. Горько было, все равно как пилюли горькие, и нахлебалась я всякой горечи под завязку, чего не пожелаю и злейшему врагу. Положим, родилась веселой, прыткой девчушкой, и сейчас не могу пожаловаться - жизнерадостна, но когда была маленькой, а мой высокий, мохнатый и вечно небритый отец усаживался с книгой в руках в кресло, я роняла кукол и буквально цепенела, и ужас схватывал меня ледяными пальцами. Мои коленки дрожали, я оказывалась на грани, чтоб опростаться, ну, вы понимаете, рисковала обмочиться. Это как выкидыш у взрослых женщин. Сидром какой-то с испугу... Да и случалось...

- Неужели это возможно? - рассмеялась вдова.

- Уверяю вас, я не басню рассказываю, брехни никакой. - Девушка насупилась. - Точно говорю, бывало. Теплая влага струилась по нежному пушку тогда еще не нынешних моих стройных ног, капли гулко ударялись в пол, разрывая жуткую тишину, воцарившуюся в комнате, а отец и краем уха не вел. Я была как цыпленок, которому не дали пожить, смяли в желток, чтобы сунуть в прожорливую пасть. А он и не подозревал, что наносит мне вредную травму, больно ударяя по голове с ее содержимым и внося сумятицу в мою становящуюся душу.

- Тем самым он желал отбить у вас охоту к чтению?

Тимофей Константинович прикладывал палец к губам, показывая вдове, что ей лучше помалкивать, но она распотешилась, слишком живо вообразив рассказанную Изабеллочкой сценку, и ее разбирала словоохотливость, торопила ставить вопросы.

- Нет, тут что-то другое... Он как раз всегда утверждал, что ничего так не желает, как приохотить меня к чтению, что он видит меня вечной читательницей, до бесконечности испытывающей на себе всякие чародейства, которых, по его словам, так много в книгах. Но когда он сам, отрешаясь от действительности, от мирской суеты и домашних забот, склонялся над так называемым фолиантом и с головой погружался в текст или в тончайшее изучение иллюстраций, я почти никогда - не припомню такого случая - не сомневалась, что мой родитель уже абсолютно не мой. Как сейчас вижу те роковые минуты, как он становится гнусным жупелом или привидением и что им впору пугать детей. Он, полагала я, в мгновение ока прервал связь со мной, покончил с отцовскими нежностями и прошел ужасный путь. По каким-то своим, от меня нимало не зависящим, соображениям он только что уверовал в силу злого начала, нахмурился и приобрел взгляд злобного гада, фанатичного служителя зла, весь заделался этаким орлом истинной преступности. И при этом ведет себя так, словно всю свою жизнь только тем и занимался, что следовал по стопам кошмарных индейских жрецов, резал людей и пожирал еще трепещущие, источающие кровь сердца.

- Картина захватывающая, однако это, - вставила Людочка с тоненькой, округло выгибающей губы улыбкой, - напрямую относится разве что к психологическому портрету вашего отца, ну, еще к тому, каким он представал перед вашим мысленным взором. А что тут имеет отношение к чтению как таковому, к феномену чтения, к достижениям и провалам читающего человечества?

- Чтение чтением, - заметил Тимофей Константинович строго, решив, что без него женщины с беседой не управятся, - а хорошо бы, как говорится, вместе с грязной водой не выплеснуть из ванны и ребенка, хорошо бы, говорю я, определить характер питательной среды, в которой мы теперь очутились. Чьи комплексы мы разбираем, девушки или ее отца?

- Да хоть бы и комплексы... даже комплексы девочек-подростков прелестны и все равно что благодать, а у старых людей если не все, то очень многое - сущая гадость! - воскликнула Изабеллочка не без заносчивости.

- Но как мог тот взрослый человек пугать юное создание только тем, что брал в руки книгу и усаживался в кресло? - недоумевала вдова.

Тимофей Константинович пояснил: