Успеть изменить до рассвета

— Вот именно. И вы с семьей переедете в Москву. И ты в компании таких же молодых летчиков станешь готовиться к полету на спутнике. И из всех двадцати кандидатов для первого полета выберут именно тебя. И ты полетишь за пределы атмосферы, совершишь один виток и вернешься. И на тебя обрушится всемирная, вселенская слава. Будешь стоять на Красной площади, на мавзолее рядом с Хрущевым и принимать демонстрацию трудящихся. А вся Москва, весь Союз — да и весь мир — будут ликовать. Подумать только: первый человек в космосе!

Его лицо разгладилось. Возможно, это было то, о чем он мечтал и что предчувствовал — только очень трудно было представить здесь, на лестничной площадке, в коммуналке города Чкалова, трибуну мавзолея.

— А в чем загвоздка? — спросил он. — В чем подвох?

Его все‑таки недаром выберут на главную роль — он был чрезвычайно умненький, этот паренек.

— Загвоздка?

— Ну да, в фантастике, если человек прилетает в прошлое, значит, он хочет что‑то изменить. Или о чем‑то предупредить.

— Правильно. На тебя действительно обрушится вселенская слава, миллионы людей — буквально, миллионы! — будут собираться, чтобы только посмотреть на тебя. Будешь сидеть в президиумах партийных съездов и комсомольских конференций. Ездить по всей стране и по всему свету. Речи произносить. Но ведь ты же летчик. Ты будешь мечтать летать. И в космос захочешь еще раз полететь. Поэтому ты снова попросишься сесть за штурвал «ястребка». И в первом же тренировочном полете погибнешь, разобьешься. А будет это в конце марта тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года.

— О, еще так долго! Одиннадцать лет.

— И все‑таки лучше тебе не гибнуть. Остаться на земле подольше. Ради нас. Ради Земли. Ради страны. Поэтому прошу тебя, побереги себя, Юрий Алексеевич. Можно сказать, ради этого я сюда и приезжал. Чтоб тебе это высказать. В город Чкалов так уж точно только за этим прибыл.

Он — я видел по его лицу — мне и не верил, и все‑таки отчасти верил.

— Тебя никто не заставит вовсе не летать. Но все‑таки прошу: будь осторожней! Слишком многие силы будут хотеть, чтобы тебя не стало. И — давай держись, Юра. Ты увидишь, все так с тобой и будет, вот только не погибни так несчастно в шестьдесят восьмом! Давай, пока. Я возьму из комнаты вещички и поеду на вокзал.

— На паровозе поедешь? — усмехнулся он. — Не на машине времени?

— Ох, долго объяснять. Но кажется, я застрял тут у вас, в прошлом, надолго.

— А ты вообще из какого года?

— Из две тысячи семнадцатого.

— О, столетие Октября.

Мне не хотелось его расстраивать, поэтому я не стал говорить, что очень мало кто столетие это отмечает, просто промолчал.

— Ну скажи, хоть это чушь, конечно… Ты меня разыгрываешь, вот только я не пойму зачем… И кто ты? Или, может, это действительно проверка? Проверка на астронавта?

Я молчал.

— Ладно, подожди, не уходи. Скажи мне только: а на Луну люди в две тысячи семнадцатом полетели уже? А на Марс? На Венеру? На Юпитер?

— На Луну — да. А больше никуда.

Мрачная тень пробежала по его лицу.

— Жалко. А кто первым приземлился на Луну? Наш, советский человек?

— Увы, нет. Американец.

— Фу ты, черт! — выругался он.

— Возможно, это потому, что ты в шестьдесят восьмом погиб, Юра. Мы с американцами соревновались, и наши властители решили больше не рисковать. И потому в шестьдесят девятом на Селене приземлился американец. Так что побереги себя, Юра. Может, если ты не погибнешь, история изменится? И на Луну‑таки мы первые слетаем?

Я оставил его на лестнице, метнулся в комнату за своим саквояжиком, а потом, выходя из этой квартиры навсегда, крепко, очень крепко пожал ему руку и прошептал — в том стиле, конца пятидесятых годов:

— Удачи тебе, Юрка. Береги себя.

* * *

Ближайший поезд на Москву был проходящим из Орска, он отправлялся в три ночи. Очередь в кассу оказалась не смертельной, человек десять, да и все равно делать мне было нечего. И плацкартные билеты нашлись. В ожидании отправления я покемарил в жестком кресле. Один раз меня разбудила уборщица, ожесточенно шваркавшая у моих ног, один раз милиционер в парадной шинели — он проверил у меня билет и паспорт.

Спустя сутки, ранним утром, я вернулся в Москву. Поезд прибыл на Казанский вокзал, когда еще было темно.

Я не стал ждать открытия метро, решил поиздержаться и взять такси. «Победа» довезла меня до мирно спящей общаги. Я возвращался туда с чувством, что возвращаюсь домой.